Однажды над городом. Роман

– Шаргия, сестрёнка, – начал Имран. – Не плачь и слушай. Будь Сурае больше, чем сестра, будь ей советчиком, советуй не проявлять принципиальность, ты же знаешь её норов. Будь рядом, когда у неё будут сложности. У тебя получится, ты другая…

– У меня к тебе тоже есть просьба, – Шаргия, овладев эмоциями, обратилась к Имрану. – И я прошу тебя, присмотри за моим мужем, знаешь, как он наивен и добр, может сломя голову броситься спасать даже врага, этим могут воспользоваться нечестные люди, я очень боюсь за него.

– Я буду рядом, даю тебе слово, буду с ним до конца, – Имран бережно обнял жену друга и напоследок добавил:

– Мы вернёмся оба, не сомневайся.

Тем временем Сурая, вглядываясь в глаза Арифа, тоже просила его, но только уже о своём муже:

– Ариф, не позволяй ему говорить лишнего, ты знаешь, как он настроен против властей и войны, и ещё он нетерпим к людской грубости. Проси его, пусть молчит и хотя бы ради детей прилюдно не возмущается. На войне много подлых людей, они на войну слетаются как на праздник.

Будучи взволнованным, Ариф терпеливо слушал соседку, но лицо его было растерянным. Вероятно, он не был уверен, что у него получится опекать мужчину с волевым характером.

– Я постараюсь, сестра, я буду прилагать усилия, чтоб убедить его быть сдержанным.

– Ты не постараешься, ты сделаешь всё, чтобы вы вернулись и вошли в эти же ворота двора целыми и невредимыми. Я очень надеюсь, что ты меня услышал. Я тебе поручаю своего мужа. Слышишь меня, Ариф?

– Да! Мы вернёмся. Я верну его тебе, – Ариф постарался не выдать своё неуверенное состояние. Сурая первая обняла Арифа, поверив ему.

– Ариф! – Шаргия, рыдая, бросилась к мужу и, вложив ему в руку маленький свёрточек, прошептала ему на ухо: – Пусть это убережёт тебя в чужих краях, это будет тебе напоминать о наших детях.

 

По пути в военкомат Имран спросил у Арифа:

– О чём тебя просила Сурая?

Ариф замотал головой, отказался говорить.

– Я знаю, какое у неё бывает лицо, когда она что‑либо настоятельно требует, я знаю свою жену, – Имран по‑доброму улыбнулся, ещё раз вспомнив жену.

– Чтобы я за тобой приглядывал, а ты не взболтнул лишнего, то есть попросту не возмущался, – Ариф рассмеялся и стукнул шутя друга кулаком по плечу.

– Меня поручили тебе? – удивился Имран. – Надо же… какой у меня попечитель… Хотя она, может, и права. Как тут не возмутиться, зачем нам, бакинцам, эта война, Европа в очередной раз бесится, а Сталин воображает из себя римского императора нищенской страны. Нам не с кем и нечего делить. Мы маленький народ, и нам эта война ни к чему.

– Тише говори, услышат, – тихо, но настоятельно прошептал Ариф. – Не хватало нам вместо военкомата оказаться в НКВД.

Имран отмахнулся от слов друга:

– Немцы нам, азербайджанцам, ничего плохого не сделали. Вспомни бакинских немцев, они живут в Азербайджане более ста лет и никаких претензий – ни у нас к ним, ни у них к нам. Ты видел, как они живут, какие у них деревни, культура?! Нам бы у них поучиться, а не воевать с ними.

– Но Гитлер не такой немец, – возразил Ариф. – Он псих, ты же слышал, что он говорит и вытворяет, одни факельные шествия чего стоят. Думаю, он опасен. И потом, Имран, война уже началась, гибнут люди, и твои слова бессмысленны.

– То‑то и оно, что погибают, а кого больше гибнет? – Имран замедлил шаг и придержал друга. – Советских солдат, обманутых пропагандой, якобы Красная армия, от тайги до британских морей, всех сильней. Чушь собачья! Да у этой власти оружие на всех не хватает, в то время как у немцев есть все виды вооружения, от современной бронетехники до самой сильной в мире авиации. Не зря они с Европой так быстро разобрались и за четыре месяца дошли до Москвы. А почему?! Да всё потому, что власти врут, постоянно врут, чтобы войной усмирить, удержать народы в этом национальном котелке под названием Советский Союз. Ненавижу я эту власть, подлую и лживую.

– Имран! Говори потише, – Ариф вновь забеспокоился. – Повсюду уши. Правильно говорила Сурая: язык твой – враг твой. И теперь моя проблема.

Имран изменился в лице. Смутился:

– Напрасно она так думает обо мне, я не враг своей семье.

– Если не враг, тогда держи язык за зубами, – Ариф проявил небывалую ранее строгость, что удивило Имрана.

Потом друзья шли молча. Имран переваривал слова жены, а Ариф сожалел, что не теми словами одёрнул друга.

Вдруг Имран резко остановился и спросил:

– Ты хоть понимаешь, куда мы идём и зачем?

– Как куда? – Ариф тоже остановился. – Нас призвали на войну.

– Балда! Так мы не просто направляемся в военкомат на какие‑то сборы, нас отправят на войну! А с такой армией не мы будем убивать, а будут убивать нас. Ты хоть это понимаешь? Нас ведут на бойню, рассчитывая, что у немцев пуль на всех не хватит.

– Глупости! – возразил Ариф. – Мы тоже будем убивать, если придётся, даже голыми руками.

– Вот именно, голыми руками… Будем подбирать оружие погибших и воевать по очереди. А что касается тебя, Ариф, думаю, ты не способен убивать, даже с оружием, ты настолько добр, можешь войти в положение врага и не убить его. Уверен, ты будешь думать о его детях, жене и его родственниках.

– Неправда! – отчаянно крикнул Ариф. – Я могу убивать! Я неплохо стреляю из зенитного пулемёта! Я был лучшим в институте.

– Знаю, что ты можешь, но я не про стрельбу по самолётам говорю, я говорю об убийстве человека собственными руками, – Имран протянул вперёд напряжённые руки.

– Всё равно смогу! – уверенно выпалил Ариф и тоже показал свои руки. – Они сильные!

– Верю, если фашисты войдут в Баку и окружат наш двор, тогда ты забудешь о своей натуре всех жалеть. А я могу это сделать без зазрения совести и колебаний. Из меня получится хороший солдат, я быстро могу решить, кто для меня может быть опасен, пусть будет даже свой. Просто обидно погибать зазря за этого злодея, что сидит в Кремле, и за его рабскую госсистему. Не наша это война, брат, не нашего народа. Нас заставили ненавидеть немцев. А немцы не с нами хотят воевать, а с этой якобы империей. Так было всю их историю. Наш город ни при чём. Мы в эти войны никогда не вмешивались.

– Опасные у тебя мысли, – Ариф был напуган. – И мне, действительно, надо быть рядом с тобой.

– Нас на эту войну ведут, как безмозглых животных, и мы, подчиняясь воле безжалостного деспота, идём погибать. Я не хочу идти на бессмысленную погибель, я хочу остаться рядом со своими детьми и видеть, как они по утрам просыпаются, завтракают, а потом играются в нашем дворе.

В этот раз шаг замедлил Ариф.