Охота на лиса

Димити непроизвольно поморщилась, казалось глаза гончих излучали жар. Она посмотрела вниз на свои стиснутые руки с побелевшими костяшками пальцев, и постаралась ни о чём не думать.

Когда последняя пара гончих воссоединилась, и охотники двинулись следом за ними, Сильван подбежал к ней и прошептал на ухо: – Ты можешь просто остаться здесь, Дим. Никто даже не оглянётся назад. Никто не узнает об этом, не вспомнит. Просто останься здесь.

Димити покачала головой с печальной улыбкой на бледных губах. Глаза её казались огромными, тёмными и полными страха, в котором она только сейчас в первый раз призналась самой себе, но она просто не могла позволить себе остаться. Тряхнув головой, Сильван отбежал и занял своё место. Медленно, неохотно, на ватных ногах она проследовала за ним. Из‑за стены донесся приглушённый дёрном звук копыт. Скакуны ждали своих седоков.

С балкона своей спальни Ровена, Обермам бон Дамфэльс, встревоженно вглядывалась в удаляющуюся фигурку своей младшей дочери. Над высоким белым кружком её охотничьего галстука шея Димити выглядела такой тонкой и беззащитной. «Она – словно маленький бутончик», – подумала Ровена, вспоминая картинки с распускающимися цветами, виденными её в сказочных книгах, которые она читала в детстве. Когда‑то у нее была целая книга о очаровательных добрых и ужасных злых феях, которые жили в цветах.

– Интересно, где сейчас эта книга. Пропала, наверное. Одна из тех «иностранных» вещиц, против которых вечно выступал Ставэнджер, как будто несколько безобидных сказок могли в чём‑то навредить им.

– Димити выглядит такой крошечной, – сказала служанка Салла. – Такой крошечной. Плетётся там позади них всех…

Салла заботилась обо всех детях, пока те не выходили из младенчества. Димити, будучи самой младшей, оставалась для неё ребёнком дольше остальных.

– Ей столько же лет, сколько было Аметист, когда та сделала свой первый выезд. Она старше, чем была Эмми в ту пору.

Как бы Ровена ни старалась, она всё же не смогла сдержать тревоги в своём голосе: – Она уже не ребёнок, Салла.

– Но её глаза, госпожа, – пробормотала Салла. – Что она может понимать в этой Охоте. Похоже, что совсем ничего. – Конечно же, она всё понимает. – Ровена должна была верить в это – для этого и предназначались все эти тренировки; чтобы можно было быть уверенными, что сами молодые наездники понимают – всё это было вполне выполнимо при условии надлежащей подготовки.

– Она понимает, – упрямо повторила Ровена, становясь перед зеркалом и поправляя прическу на своих густых тёмных волосах. Её собственные серые глаза смотрели теперь на неё обвиняюще, но она лишь поджала губы.

– Ничегошеньки, – упрямо произнесла Салла, быстро отворачиваясь, чтобы избежать пощечины, которую могла бы отвесить ей Ровена. – Она похожа на вас, госпожа. Она совсем не создан для этого.

Ровена надоело смотреть на себя и она решила сменить позицию. – Её отец сказал, она должна!

Салла не возражала против этого, ведь в этом не было бы никакого смысла. – Она не создана для этого, так же как и вы. Вас то он не заставляет…

О, как же, как бы ни так, подумала Ровена, вспомнив все те мучения, что ей пришлось пережить. Он заставлял меня делать так много вещей, которых я не хотела. Позволял мне не ездить верхом, да, но только во время беременности. Семеро детей, которых он мне подарил, тогда когда я хотела только одного или двух. Заставлял меня скакать верхом до тех пор, пока я не состарилась. Заставлял меня приводить детей на Охоту, когда я этого не хотела. Сделал их всех такими же как он сам, кроме Сильвана. Что бы ни делал Ставэнджер, Сильван остаётся верен себе. К счастью Сил достаточно умён, чтобы скрывать свои истинные убеждения. И Димити, конечно, тоже остаётся Димити, но сможет ли она скрыть свои чувства этим утром? Сможет ли совладать с собой?

Ровена вернулась на балкон и, вытянув шею, продолжила наблюдение. Она смогла разглядеть фигуры ожидающих своих наездников животных, трясущих головами и хлещущих себя хвостами. Она услышала стук их копыт, хриплый звук их дыхания. Было слишком тихо. Всегда неестественно тихо. Всадники готовились сесть верхом. Слишком тихо. Обычно возникают разговоры, люди переговариваются, приветствуют друг друга. Должно же было быть… что‑то. Что‑то кроме этой тишины.

За Охотничьими вратами уже кружили гончие; скакуны нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, выгибали шеи, рыли землю копытами, и всё это в тишине, как будто во сне, где всё движется, но не издаёт ни звука. Воздух наполнился запахом сена и звериного пота. Сначала, как и положено, выступил скакун Ставэнджера, затем пошли другие, цепочкой, двинулись за егерем и за загонщиками. Первыми скакали ветераны Охоты. Димити стояла позади Эмирод и Аметист, слегка вздрагивая. Вскоре она осталась единственной, оставшейся без скакуна. И вот, как только она решила, что для неё не осталось животного, что она может проскользнуть обратно через ворота, скакун оказался перед ней, на расстоянии вытянутой руки.

Он уставился на неё, выкатив глаза, вытягивая переднюю ногу и слегка приседая, чтобы она могла опереться, схватить поводья и подпрыгнуть вверх, всё так же, как она проделывала раз за разом на тренажёре, который ничем не отличался от этого скакуна, разве что за исключением запаха и тёплого пара от его дыхания. Пальцы её ног отчаянно искали выемки между третьим и четвертым ребром, которые должны были быть там, и в конце концов нашли их далеко впереди того места, где, по её мнению, они должны были бы быть. Она просунула внутрь острые носки своих сапог со шпорами и зафиксировалась. Теперь оставалось повиснуть на поводьях, удерживая ноги напряженными, в то время как огромное существо под ней высоко поднялось и развернулось на задних ногах, чтобы проследовать за остальными на Запад. Димити не пила со вчерашнего вечера и не ела со вчерашнего полудня. Ей на мгновение захотелось, чтобы Сильван сейчас ехал рядом с ней, но он был далеко впереди. Эмирод и Аметист потерялись из виду во всей этой суматохе. Вглядевшись, она смогла разглядеть красное пальто Ставэнджера, линию его спины, прямую, как стебель полынной травы. Теперь пути назад не было. Было почти облегчением узнать, что она не может делать ровным счётом ничего, кроме того, что она сейчас делает, пока не окончится Охота. Наконец раздался звук, топот, заполнивший собой всё пространство, гулким эхом, отозвавшийся из‑под земли под скачущими седоками.

Ровена закрыла уши руками, пока звук этот не затих, не растворился в тишине. Постепенно обыденные звуки возни насекомых, щебета птиц и шороха травы, которые исчезли, как только были выпущены псы, зазвучали снова.

– Слишком молода, – вслух размышляла Салла. – Ох, госпожа. Ровена вопреки обыкновению не отвесила пощечину своей служанке, вместо этого она повернулась к ней с глазами полными слёз. – Я знаю, – сказала она и обернулась, чтобы увидеть хвост вереницы всадников, скачущих по садовой тропинке на запад.

Ускакали, сказала она себе. Ускакали, но вернутся как прежде. Вернутся. Повторяла она снова и снова, словно молитву. Вернутся, как и прежде.

– Она вернется, – сказала Салла. – Она вернется, и я приготовлю ей горячую ванну. Затем они обе стояли неподвижно, уставившись на запад, не видя там ничего, кроме травы.