Он не отпустит
8 месяцев назад
Бегу. Уже задыхаюсь, нога болит невыносимо. За мной даже никто не гонится, а я бегу по Питеру, и не могу остановиться, несмотря на то что бегать мне нельзя.
Говорят, что дочери повторяют судьбы матерей, вот и я повторила – нога больная, на генеральном прогоне «Баядерки» я получила два разрыва ахиллова сухожилия. С балетом на время пришлось попрощаться, учиться ходить заново, и надеяться, что смогу выйти на сцену.
Родители потому и отпустили меня в Питер – чтобы я развеялась, чтобы прекратила жалеть себя. А подруга, с которой я поехала, затащила нас обеих в квартиру своих знакомых.
Знакомые оказались так себе. Бежать от таких знакомых нужно.
Избалованные сволочи, считающие, что им все можно. Раздвигай ноги, девочка… богатые, взрослые ублюдки!
И я сбежала. В Питере мы с родителями были не раз, но от паники я уже не понимаю, где я. Где мой отель. Нужно остановиться, вызвать такси, отдышаться. Пожалеть больную ногу.
Но я продолжила бежать, не в силах остановиться.
Остановиться пришлось. Я банально врезалась в мужчину. Так сильно, что в глазах потемнело.
– Эй, – хрипло хохотнул незнакомец, придерживая меня за плечи, чтобы не упала, – от кого бежишь, красавица?
Вздрогнула от прикосновения мужских ладоней к плечам. Вдохнула полной грудью запах, исходящий от мужчины, и сглотнула – как вкусно он пахнет! Мама как‑то сказала мне, что в отца она влюбилась в том числе из‑за запаха, какие‑то древние инстинкты.
Проморгалась, подняла на удерживавшего меня мужчину лицо, и сердце ухнуло в пропасть.
– Девушка, что‑то случилось? – нахмурился незнакомец, все веселье пропало из его голоса. – Кто‑то обидел?
– Нет, – слабо покачала головой, и продолжила рассматривать его.
Лет двадцать девять‑тридцать. Темно‑русые волосы, в мочке уха след от серьги, но он ее не носит. Синие глаза – такие темные, что почти черные. Как океан в сумерках. Легкая щетина – не та, модная, а обычная. Видимо, утром не побрился.
Скулы острые, взгляд режут. Квадратный, упрямый подбородок. В глазах наглость и сочувствие одновременно.
Сочувствие… не могу я рассказать этому мужчине, что ко мне в трусы пытался залезть какой‑то обдолбанный мужик. Не хочу, чтобы он жалел меня.
– Помочь чем‑то?
– Я… заблудилась. Не из Питера я, подруга встретила знакомых, а я вот, – пожала плечами, и мужчина отпустил меня.
Жаль.
– От кого бежала?
– Да пристали тут, – поморщилась. – Ничего серьезного, просто испугалась немного. Я Слава, – представилась, и протянула ладонь.
– Игнат, – мужчина усмехнулся, и пожал мою ладонь – она в его руке утонула. – Туристка? В отеле остановилась? Давай такси вызову, а вечерами в этом районе лучше одна не гуляй. Баров много, пьяных тоже.
– Не хочу такси, – заупрямилась я. – Я пешком дойду.
Игнат. Красивое имя. Вот только что со мной? Я так странно на этого мужчину реагирую, тянет прижаться к нему, обнять. И чтобы он обнял. Крепко, так, чтобы кости заныли, чтобы сжал и не отпускал.
– Странная девочка Слава, – покачал он головой, и скинул пальто. – Кто в ноябре носится по улицам в одном платье?
Ох, я только осознала, что выбежала из того лофта, забыв про свое пальтишко. Так торопилась убраться из этого притона.
На плечи опустилась тяжесть, и запах мужчины окутал меня еще более пьяняще. Даже голова закружилась. Что у него за парфюм такой?
– А как же вы?
– Идем. Я недалеко живу, накину на себя что‑нибудь, и провожу тебя, ребенок.
Ребенок. Это задело.
– Мне восемнадцать, – заметила я, и пошла за Игнатом.
– Поздравляю. А мне тридцать.
– Тоже поздравляю, – усмехнулась я – страх начал отпускать.
А еще я пригрелась рядом с этим мужчиной. Впервые со мной такое.
– Сейчас ко мне поднимемся. Если боишься, можешь у подъезда подождать. А можешь со мной зайти – не обижу.
– Я зайду, – взяла Игната за руку, грея замерзшую ладонь в его – большой и теплой.
Мы в центре Питера, я вспомнила, что за улица, когда паника прошла. Миновали шумную улицу с барами, зашли за дом, остановились у ворот, и Игнат обернулся ко мне. Чуть склонился, и я затаила дыхание – вдруг поцелует?
А что мне тогда делать? Вроде как неприлично с незнакомцем, но… наверное, я сопротивляться не стану. Хоть узнаю, что такое настоящий поцелуй.
Но Игнат всего лишь просунул ладонь в карман пальто, укутавшего меня, достал ключи, и открыл ворота. Мы оказались в типичном дворе‑колодце.
– Точно не боишься? – приподнял бровь Игнат. – Вдруг я маньяк?
– Всегда интересовалась маньяками. Так что сделай одолжение, – я довольно улыбнулась, и вошла в подъезд, а следом за мной и Игнат.
– Значит, любишь опасность, Слава?
– Слава? Больше не ребенок?
– Сама сказала, что тебе уже восемнадцать, – лифт открылся, мы вошли в него, и я почувствовала то самое.
Опасность, о которой говорил Игнат.
Она в его глазах.
Опасность есть, она имеет привкус перца, но страха нет. Этого мужчину я не знаю, но хочу. Может, об этом я пожалею, даже скорее всего, но из его квартиры этой ночью я не вернусь в отель.
Я это знаю. И Игнат, судя по его изменившемуся взгляду, тоже это знает.
– Красивая девочка, – хрипло прошептал он. Протянул ко мне руку, и провел пальцами по щеке. – От кого же ты бежала?
– Может, не от кого, а к кому? – смущенно прошептала я в ответ.
Мы вышли из лифта, Игнат открыл дверь, но вперед меня не пропустил. Взглянул на меня темно и голодно.
– Уверена, Слава?
– Да, – выдохнула, и вошла в его квартиру.
Глава 2