Он не отпустит

Не смогла не восхититься – вот это жестокость!

– Пока, – повторила, и вышла из машины.

Ко входу в отель шла, не оборачиваясь. Знаю, он еще не уехал, машина на месте, и я не жду, что за мной побежит, как герой какой‑нибудь романтической комедии.

А ведь хотелось бы.

Достала отключенный мобильный, сняла чехол, и вытащила из него карту от номера. А затем зашла в отель, слыша, как за моей спиной тронулась машина.

Уехал.

Что ж… обидно, но переживу.

– Ты где шлялась? – напустилась на меня Женя, едва я вошла в наш номер. – Я тебе с семи утра звоню, блин!

– Гуляла. Ты, как вижу, тоже гуляла, – холодно ответила.

Вид у подруги так себе. Губы как подушки – опухшие, красные. Шея и подбородок расцарапаны. Боюсь представить, чем она занималась.

Хотя… должно быть, тем же, чем и я.

– Гуляла, но с пользой для дела! Ты в курсе, что нужны танцовщицы и солистки для «Спартака»?

– В ноябре?

– В начале декабря новый состав начинает репетиции, а в январе будут спектакли. Угадай, кого ты вчера отшила, дура? Второго режиссера!

– А ты его утешила, – усмехнулась я, вспомнив этого урода.

Не знала, что это второй режиссер. А даже если бы знала, все равно не позволила бы к себе в трусы лезть.

– А я начинаю репетировать в труппе, дурочка. Здесь, в Петербурге! И вот увидишь, примой стану! Так где ты была?

– Я не хочу об этом говорить, – взяла полотенце, халат, захватила телефон и пошла в душ.

Вода холодная, нужно как обычно пять‑десять минут ждать, пока не польется теплая. Сначала позвонила родителям, вчера‑то совсем из головы вылетело это. Пока говорила, злилась. Ну почему так? Почему до сих пор нужно за все платить своим телом?

Может, и хорошо, что у меня травма. Не могу я по таким правилам жить.

– Ай, – выдернула ладонь из‑под воды – уже кипяток, скинула платье, и хотела войти в душ, но телефон зазвонил.

Первая мысль, отчего‑то – Игнат.

Но нет. Это Нина Васильевна. Да и откуда Игнату мой номер знать? Он его даже не спрашивал.

– Здравствуйте.

– Привет, Ярослава. Ну как ты, девочка моя? Лучше?

И снова это чувство вины. Перед той, которая столько сил в меня вложила, которая наравне со мной радовалась тому, что я буду на сцене блистать. А я вместо этого так бездарно сломалась.

– Лучше. Уже танцую потихоньку, тренируюсь. Я через пару недель заеду к вам, сейчас мы с Женей в Питере, но…

– В Петербурге? Замечательно, милая. Я как раз и хотела тебя в Петербург отправить. Уже договорилась насчет тебя.

– Договорились?

– Отправишься в театр. Завтра к одиннадцати. На тебя посмотрят, и ты получишь роль. Новый состав набирают для «Спартака», слышала?

– Да, но… роль? Я же… я не смогу!

– Сможешь! Если в состоянии танцевать – будешь танцевать. Возможно, роль Эгины, если таланта хватит, за тебя я слово замолвила. Либо кордебалет. Либо, если совсем беда, будешь роль мебели играть. Ты на сцену‑то хочешь? Или предпочитаешь страдать, и рассказывать всем, как травма твою карьеру сгубила?

Выдохнула шумно.

Я этим и занималась долгое время – упивалась своей бедой. Злилась. Мне ведь такой шанс был дан – сразу из балетного на главную сцену страны, а тут травма. Восстановление. И я точно знала, что никто меня ждать не станет, придется заново доказывать всем, чего я стою. И не факт, что я смогла бы доказать.

– Завтра в одиннадцать? – переспросила я.

– Да. Надеюсь, шанс ты не упустишь. Прояви себя. А травма… это не в последний раз, Слава, к сожалению. Будут еще. Завтра, как выйдешь, набери меня.

Нина Васильевна отключилась, не прощаясь.

Энергия вскипела во мне. Даже удивительно – так долго я просто по течению плыла, а сейчас словно проснулась. И, кажется, что способна горы свернуть.

Жене я ничего не рассказала. Высушила волосы, съела яблоко, опустила планку вешалки, и встала за самодельный станок.

– Гулять со мной пойдешь? – подруга вытянула ноги по стене, растянувшись на кровати. – Я сегодня с Жоржем встречаюсь. Он с друзьями будет.

– Жорж?

– Ну Жорик. Второй режиссер. Идем со мной, может, получишь какую‑нибудь небольшую роль. Дурой не будь! Понятно, что Эгину ты танцевать не будешь, но хоть что‑то можно выбить, если будешь поласковее.

Нельзя ей говорить. Женьку я знаю – обидится. Любит она сердиться, когда сердиться вроде как не за что. В прошлый раз она орала, что я со всеми переспала – и с женщинами, и с мужчинами, и даже с костюмерами, чтобы роль получить. И с подругой успехом не поделилась.

– Я останусь, нужно репетировать. Да и тебе бы не помешало, Жень, раз уж у тебя роль в кармане. А ты все валяешься.

– В декабре и начну, – зевнула она. – Скучная ты. Ладно, я до часу посплю, а потом меня ждут. Надумаешь – накрасься, и вместе пойдем. Мальчики не обидчивые.

Я закатила глаза, и продолжила. Ступня болит, но терпимо. Интересно, смогу ли я завтра танцевать, или опозорюсь? Может, сейчас и проверить себя?

Нет. Страшно. Лучше нагружу свое тело, а завтра уже пусть будет так, как суждено.

Женька встала, и я сделала перерыв, пока она бегала по комнате, заполошно одеваясь, нанося макияж, и делая укладку. Ушла. И я продолжила тренировку – танцем это не назвать. Еще неделю назад свалилась бы после этих семи часов, я бы и трех не выдержала, а сейчас энергия словно бесконечна.

Не знаю, после звонка ли это Нины Васильевны, или после встряски, что устроил мне Игнат?

– Хватит, – выдохнула, почувствовав, как ноги начинают буквально трещать. – Иначе я завтра до театра даже не дойду, не то, что не станцую.

Приняла душ – волосы тоже пришлось помыть второй раз, до того я вспотела. Замоталась в полотенце, и выглянула в окно. Темнеет уже. Сейчас отдохну, высушу волосы, и пойду гулять.

Одна. Без всяких Жоржиков‑Жориков. С наушниками в ушах, под русские романсы.

Улыбнулась, и уже хотела отойти от окна, как заметила нечто. От парковки прямо на меня идет мужская фигура.

Знакомая.