Онтологически человек: Истинное желание

– Это была наша помолвка! И ты меня бросил! Прямо посреди праздника! Потому что твой чертов советник собрался ловить кого‑то под этим чертовым мостом! Который стоял сто лет и еще столько простоит!

Артур поднял голову. Мотнулся светлый чуб.

– Не поэтому.

Глаза у него были голубые, голубые, ледяные, прозрачные.

– По‑другому бы ты не поняла.

Джиневра осеклась.

– Так будет всегда, – сказал ее прекрасный принц из сказки. – В Камелоте всегда будет что‑то происходить. Я всегда буду уходить. Я – король, и никогда не буду никем другим. Если тебе это не подходит, – он отвел глаза в сторону и вернул обратно, будто с усилием, – еще не поздно все отменить.

Губы у Джиневры задрожали по‑настоящему.

– Ты же… ты же говорил, что любишь меня…

– Я люблю тебя, – сказал Артур. – Именно поэтому я хочу быть с тобой честным. Никакой другой жизни у меня для тебя нет. Если ты не сможешь быть счастлива такой – значит, не сможешь. Для этого и нужна помолвка. После свадьбы передумать будет уже нельзя.

Ей захотелось заорать, затопать ногами, сделать что угодно – только чтобы достать его, чтобы он прекратил быть такой доброжелательной стеной. Вместо этого она до боли сжала запястье за спиной и спросила шепотом:

– То есть, если я уйду…

Артур не шевельнулся, не дернулся, не моргнул – просто будто моментально упала стальная штора.

– Я переживу, – сказал он мертвым голосом, так, что ей моментально захотелось кинуться к нему и начать трясти – нет, нет, нет, я этого не говорила, только не смотри на меня так! Но он уже был король и только король, и с ним сейчас можно было говорить только как с королем.

Джиневра отвернулась и изо всех сил прикусила палец. На Артура невозможно было смотреть – он всегда был такой живой, такой теплый, такой настоящий, такой сильный, ей так хотелось, чтобы он был ее, полностью, целиком, всегда, насовсем. И вот теперь все ушло, как отрезанное. Где‑то там, внутри невидимого стального доспеха оставался Артур, ее Артур, но она знала, что если сейчас скажет «я ухожу» – не увидит больше его никогда. Нет, он не скажет о ней дурного слова, и будет так же вежлив, как всегда, и даже будет улыбаться, наверное… как всем вокруг… Джиневра прикусила губу. Выступила капелька крови. Она слизнула ее – остался металлический привкус – и обернулась.

– Я понимаю, что королеве при тебе будет непросто. И что никогда королева не будет для тебя на первом месте по сравнению с государством.

Король кивнул. Джиневра сделала шаг ближе.

– Но я люблю тебя, – сказала она.

Король кивнул – мол, я знаю. Для него это не имело значения. Джиневра сделала еще шаг.

– И я останусь. С одним условием.

– Каким? – спросил он напряженным голосом.

Джиневра положила руки ему на плечи. Они были как каменные.

– Ни одна из женщин не должна оказываться выше меня. Даже на мгновение. И никогда, никогда ты не дашь никому даже повода так подумать.

– Аааа, – Артур выдохнул и расцвел улыбкой. – Ну, это пожалуйста!

Он нагнулся поцеловать ее, и ноги у нее подкосились. Ей, наверное, следовало бы выдвинуть еще какие‑нибудь условия, но думать об этом было уже нечем.

 

…нет, это было даже забавно временами – на любом рауте всегда случался этот момент, когда на Артура вешается какая‑нибудь девица, и он сначала запускает глаз в ближайшее декольте, а потом у него в голове щелкает – «бастард, усобица, война» – и все. Это было правда забавно – смотреть, как все разбиваются об эту железную стену. Никому из них не нужно было с этой стеной жить, конечно – но Артур всегда поворачивался, и находил ее взглядом, и она знала, что они с ним по одну сторону, а весь остальной мир – по другую. Не ради нее, ради Камелота. Но как ей все завидовали, боже, как ей все завидовали… Это ее почти утешало. Почти.

 

…а потом появился Ланс. Который смотрел на нее так, будто она небо и земля одновременно. Она не собиралась заставлять его делать… ничего такого, что с него не потребовал бы Артур. Ей просто нравилось знать, что, если она прикажет – Ланс сделает.

И еще ей очень, очень, очень хотелось, чтобы Артур посмотрел на нее так хотя бы раз. Разве это было так много? Разве это было такое плохое желание?

А потом оно сбылось. И страшнее этого в ее жизни ничего не было.

 

Джиневра замолчала.

– Что произошло? – спросил Блейз.

– А ничего покрепче у вас нет? – вместо ответа спросила Джиневра.

Блейз кивнул:

– Сейчас.

Достал из шкафа бутыль без этикетки и плеснул ей на два пальца. Запахло медом.

Джиневра сделала глоток. Вниз по горлу покатился маленький горячий улей, и вместе с ним накатило странное чувство – будто ее всю завернули в теплый плед. Голова оставалась ясной, но чувство уюта и безопасности – все хорошо, все было, есть и будет хорошо – настолько противоречило всему происходящему, что Джиневра отставила стакан в сторону.

– Какой… интересный напиток.

– Сестрин муж делает, – сообщил Блейз. – Так что у вас случилось?

Говорить действительно стало легче. Будто Артур уже вернулся. Будто он стоит где‑то здесь, рядом, будто все уже закончилось, будто они уже живут долго и счастливо – и теперь она может рассказать все, что произошло, как страшную сказку, которая уже не имеет над ней власти.