Орден святых ищеек

– Вместе с мышами, – хмыкнул Смибдорт. – Слушайте, дам еще тысячу, если вы меня избавите от одной проблемки – еда. У вас семья большая, наверняка постоянно покупаете продукты и готовите. Приносите мне завтрак и ужин. Просто оставляйте на столе.

Хозяин что‑то прикинул, добавил в копилку плюсов, что сможет ежедневно контролировать состояние жилья, и кивнул.

– По рукам, две тысячи рундов в месяц за жилье и еду дважды в день, – затем подмигнул, – порция, как у меня.

– Надеюсь, вы любите поесть, – дежурно улыбнулся Смибдорт и протянул две купюры.

– Скоро жена принесет ужин, до свидания.

Мастер встал у окна и открыл створку, уличный воздух с любопытством хлынул внутрь помещения, принося с собой запахи еды: кто‑то жарил рыбу, кто‑то тушил капусту, кто‑то сегодня раскошелился на мясо хряка, воняющее при готовке, как паленая кошачья шерсть. Дорога была чистой и пустынной: ни трехколесников, ни автобусов, ни конных повозок, словно был не ранний вечер, а глубокая ночь. «Что ж, мне это только на руку». В тридцать третьем тысячнике восьмого круга, в отличие от соседних микрорайонов, не было ни рынка, ни крупного магазина, только пекарня да несколько овощных лавок, так что через него практически никто не ездил.

Закатное солнце подчеркивало каждую черточку Смибдорта, стоявшего в оконной раме, как живой портрет. Узкий аккуратный нос, серо‑зеленые глаза с внимательным глубоким взглядом, чуть выступающий подбородок, покрытый негустой щетиной.

Не увидев ничего подозрительного, мастер сел за стол и разложил общедоступные материалы о выборах. Тексты состояли в основном из обещаний, предложений, «продолжений» (те, кто был у власти сейчас, уверяли, что продолжат благие дела) и… поливания грязью.

Весь мир исчез, остались только слова. Смибдорт буквально чувствовал, где текст писал сам кандидат, где помогали родственники, а где поработали рекламисты. Мастер делал пометки, полностью доверившись интуиции, потоку непроверенной, но такой понятной информации. Часто чувствовались приукрашивания, но не реже встречалась и беззастенчивая и опасная ложь.

Смибдорт открыл было рот, чтобы спросить у хозяйки о кандидатах в их тысячнике, когда она вошла в дом с подносом, на котором парила тыквенная каша и полдесятка свежеобжаренных ставридок, но по совместной воле интуиции и здравого смысла сказал только:

– Благодарю, пахнет очень вкусно.

– Приятного аппетита, – слегка кивнув, ответила она, – если понадобится какая‑то помощь по дому – обращайтесь.

Смибдорт закончил читать в три утра. Весьма полезной оказалась самиздатовская брошюра с комментариями граждан без цензуры. Ее мастер взял в шестом круге в одной из агитационных палаток, когда искал жилье. В ней было много домыслов и недовольства людей, но особо ценно для Смибдорта оказалось одно из имен. Теперь у него было четыре цели. Неплохо для первого дня изгойства.

Смибдорт лег на продавленный матрас, макушка и пятки неприятно уперлись в спинки кровати. «Завтра обязательно сниму изножье», – подумал он и уснул.

В восемь утра Смибдорт открыл глаза и прислушался к себе. Он был полон сил, уверенности и по‑прежнему чувствовал себя мастером. Спустя минуту вошла хозяйка, поставила на стол тарелку овсяной каши, большой стакан молока и четверть свежего батона.

– Доброе утро, – увидев, что арендатор не спит, сказала она.

– Спасибо, – отстраненно ответил Смибдорт. Первые две цели были в одном тысячнике, и он думал, как с ними поступить.

Быстро проглотил кашу, запил холодным молоком, а хлеб положил в сумку. Выкатил из дома трехколесник, и сразу получил в спину и грудь десятки завистливых взглядов. Запустил микрореактор и быстро поехал к тринадцатому тысячнику шестого круга. Пробег у трехколесника был небольшой, топливо почти не израсходовано, потому Смибдорт смело гнал на полной скорости. У него было так много свободного времени, что он не хотел терять просто так и секунды.

Агитационная палатка стояла прямо перед домом лидирующего в этом микрорайоне кандидата. Внутри сидели две прыщавые близняшки лет пятнадцати. Одна рисовала листовки, другая что‑то на них писала. «И дочки заняты, и на типографии сэкономил». Наверняка людям нравился этот необычный ход, ручная работа, каждая листовка индивидуальна. Еще кто‑нибудь их коллекционировать возьмется. Смибдорт никогда не мог понять собирателей, какой толк обладать сотнями похожих и обычно бесполезных предметов?

– Мне нужно поговорить с Ко́ртни, – сообщил девчонкам Смибдорт, – он дома?

– Доброе утро, может, мы сможем ответить на ваши вопросы? Мы для этого тут и сидим.

– Я догадался, но мне нужно обсудить пару вопросов лично с вашим отцом. Очень важно.

– Как вас представить? – нехотя поднимаясь, спросила вторая близняшка.

– Доброжелатель.

Девочка задержала взгляд на рукояти меча, но промолчала. «Предупредит отца. Наверняка у него есть или лучемет, или парализатор или, на худой конец, перцовый баллончик. И, конечно, кинжал». Мода на них в Хоре и среди тех, кто туда стремится, не проходит. Простые люди предпочитали ножи. И сало можно нарезать, и рыбу почистить, и хулигана пырнуть.

– Проходите, – спустя три минуты позвала девочка.

Приземистый мужчина, словно третий близнец, только лет на двадцать пять старше, сонным голосом поздоровался.

– Кортни?

– Он самый. Извините, вчера работал допоздна. А как вас зовут? Вы вроде не из нашего тысячника. Мне повезло жить здесь больше десяти лет без переездов, так что… – он развел мясистыми руками.

– Смиб, – представился мастер. – Я отвечаю за благополучие всей федерации. И уверен, что вы выиграете место в Хоре, ведь действующий чиновник ничего не сделал за три года для родного района и даже несколько раз опозорил его жителей. Но вам тоже нельзя звучать в Хоре, ваш голос еще хуже. Вы их обкрадете. И еще несколько соседних тысячников.

Мастер не знал наверняка, но говорил уверенно, так как интуиция кричала, что он прав.

– О чем вы? – побагровел Кортни и сделал шаг назад.

– Вы же электроэнергетик по профессии? Я о ваших планах по воровству энергии у граждан своего микрорайона, а потом, как благородно, только у соседних тысячников. И передаче ее вдвое дешевле на фабрики. То есть вы хотели плодить преступников и среди руководителей производств.

– Я как‑то подвыпил и, гипотетически, похвалился друзьям, что бессовестный чиновник‑энергетик легко обогатится, – не стал отрицать Кортни, – сам я так действовать не собираюсь!

– Вы слишком бесхарактерный, не начнете делать сами, вас – заставят. Кое‑кто из Хора уже ждет свою долю от вашего предприятия.

– Охрана! – крикнул Кортни и достал, естественно, кинжал. Затем постарался угрожающе прорычать, но дал петуха: – Сейчас мы тебе покажем, бандит, кто тут бесхарактерный.