Орден святых ищеек

– На десять секунд, на минуту, – с презрением добавил отец.

– Мне не нужно лучше, мне не нужно такого же, мне нужно – другое.

– Другой муж? Другой ребенок?

– Нет.

– Тогда это просто блажь. Ты знала, на что идешь! Ты соглашалась на самую богатую жизнь в Миллионе. Если ты думаешь чем‑то заняться, я не против! Тут много работы для женщин, полным‑полно творческих кружков, ты просто сама не знаешь, чего хочешь, вот и выдумываешь глупости.

– Ты привык всю жизнь быть на коротком поводке, даже мечтал об этом, – покачала головой мама. – Так что меня ты никогда не поймешь.

– Никогда, – кивнул папа и обратился к Аэль. – Пойдем, прогуляемся по нашему прекрасному городу, который для кого‑то – собачья конура.

Девочка посмотрела на маму, та кивнула, мол, иди.

– Что будешь делать? – спросила Аэль, когда они вышли на улицу. После домашней духоты она с удовольствием задышала полной грудью: мама вечно боялась сквозняков.

– А должен? – пожал плечами папа. – У тебя есть идеи?

– Подарок?

– Она сама покупает себе, что хочет.

– А чего она не может без тебя?

– Семейная жизнь оказалась в десять раз сложнее любой службы, – пожаловался отец, – последние лет пять я словно в горячей точке. Я уже ничего не знаю.

Аэль взяла отца за руку, как раньше.

– Может, братика или сестричку мне родите? Вам же можно по статусу второго ребенка.

Отец искренне рассмеялся. Взъерошил ей волосы.

– Какая ты у меня шустрая.

– Маму это займет, хотя б лет на пять, – продолжала рассуждать Аэль. – Я буду помогать. А там и ты, может, все‑таки выйдешь на пенсию.

– И умная, – добавил отец. – Знаешь, я скажу маме все твоими словами. Я вот засмеялся, но это способ сохранить семью. Денег и места у нас и на пятерых хватит.

– Про это не говори, – нахмурилась Аэль. – А то мама начнет думать о том, как будет потом, в другом доме.

– Давно понял, что разговоры с женщинами – не мой талант.

– А говорил мне, что всему можно научиться, – поддела Аэль.

– Не всему, – сразу согласился отец. – В парк?

– Только в дальний.

Они отправились на остановку. Когда отец встречал старших по званию, он хлопал себя ладонью по сердцу, а ему в ответ кивали и, наоборот, папа кивал, если рядом младший по званию приветствовал его шлепком по собственной груди. Чаще отец кивал, заметила Аэль. Наверное, он поэтому не хотел уходить со службы, чувствовал себя значимым.

Атомный монорельс с тремя светло‑зелеными вагонами пришуршал четверть часа спустя. Маршрут был не очень популярным, к окраине города, потому пришлось подождать. Обычно все отдыхали в центральном парке, но Аэль не любила толпу, и ей нравилось, катаясь на самых высоких каруселях, смотреть на высоченные деревья за стеной, в надежде увидеть там что‑то новое. Большую птицу или забравшегося по стволу медвежонка. Где‑то в глубине души Аэль понимала мать.

Сценарий был одним и тем же, но дочке с отцом не надоедало. Сначала – пирожные, потом стрельба из воздушки в тире, пока Аэль не выиграет приз, а потом по разу на всех каруселях. Военный город Комо был закрытым секретным объектом Хора тысячи голосов, потому, в соображениях скрытности, самый высокий аттракцион был не выше десяти метров. На нем Аэль всегда каталась дважды, а папа отказывался.

– Меня мутит от него, – каждый раз удивлялся он. – То еще удовольствие.

– Да, пироженку не так‑то легко удержать, – хихикнула Аэль.

Девочку подкидывало вверх и резко опускало вниз, вращало, качало из стороны в сторону. В этот раз на аттракционе был еще мальчик лет десяти. Он позеленел, и Аэль крикнула ему:

– Ори! Легче станет!

И, подавая пример, сама завизжала и захохотала. Мальчик тоже засмеялся, выдав длинное «а‑а‑а‑а‑а‑а».

Трехметровая стена казалась небольшой, по сравнению со стеной деревьев, которая окружала город, на сколько хватало глаз. Самые низкие деревья были впятеро выше бетонного забора. Надо позвать на эту карусель маму, может, она хоть на миг почувствует себя свободной.

Негатив от домашнего скандала отошел на второй план, закрытый пеленой из счастливых эмоций. Отец тоже расслабился и стал гораздо веселее. То, что в семейной жизни появился хотя бы еще один, даже пока призрачный путь к спокойствию, давало надежду. Хотя червяк сомнений не мог не грызть, слишком много пенсионеров жило в городе Комо. А что, если и после окончания службы их никуда не отпустят? Получится, что двоих детей он обречет на существование в огромной, комфортабельной, но все же тюрьме. Он посмотрел на улыбающуюся дочку и постарался выбросить поганые мысли из головы. Хороший день несмотря ни на что.

 

***

Аэль через три дня исполнялось двенадцать, и она уже понимала, что такие вещи нельзя не то что обсуждать с чужими, а даже шепотом произносить в подушку ночью.

– Чем тут вообще занимаются? – возмущалась мама перед тремя подругами. – Техники больше, чем людей. С кем опять воевать собрались? Сидим тут, производим смерть.

Они сидели на лавочке в торговом центре. Все выпили в кафе по бокалу вина, а мама – два. «За себя и за Аэль», – отшутилась она тогда.

Одна из подруг, Аэль видела ее второй раз в жизни и даже не знала имени, шикнула. Глаза ее округлились, и она начала смотреть по сторонам.

– Из‑за вас трусих и сидим тут, ничего не видим, кроме магазинов да мужа раз в неделю.

– У тебя дочка, побереги ее, – сказала другая, вставая, – а мне пора.

– Половину денег воруют, половину вкладывают в армию. Кто‑нибудь из Комо попадает в Хор тысячи голосов? Или мы и здесь бесправны? Ничего не решаем, ничего не видим, ничего нового, – забубнила мама, как безумная.

– Мама, пойдем домой, – взмолилась Аэль.

– И ты туда же? Будь ваша с отцом воля, вы меня на цепь посадили бы.

– Неправда, мам, – качнула головой девочка и настояла на своем, – нам нужно домой. Мне надо домой.

***