Отложенная месть. Следствие ведёт Рязанцева

– Он всё равно ничего не мог сказать, – включился в спор второй оперативник Виктор Котов. – Думали, примет на грудь, выйдет из шока, можно будет побеседовать, а он всю бутылку уговорил, но в себя так и не пришёл. Да и теперь непонятно, в каком он состоянии.

– Понятно в каком. В никаком. – Лена понимала, что не права, но уступать не хотела. – И что нам теперь с ним делать?

– Пусть проспится, – примирительно ответил Махоркин.. – Пойдёмте. Надо осмотреть комнату невесты.

 

***

В комнате Кати Огородниковой было холодно и, несмотря на идеальную чистоту, как‑то неуютно. У раскрытого настежь окна курил Волков. Его огромные, малинного цвета уши от мороза казались мраморными. Красная кепочка, которую эксперт носил круглый год независимо от погодных условий, меняя только направление козырька, явно проигрывала им по яркости. Кепку Волков считал своей визитной карточкой. Летом козырёк был повёрнут назад, а сейчас торчал вперёд, и в профиль худощавый парень напоминал дятла.

Когда в комнату вошли Махоркин и Рязанцева, эксперт выбросил сигарету в окно и изрёк:

И этой белой ночью – к тебе я убегу,

Туда, где небо в звёздах – решит судьбу мою…

– Пушкин? – не удержалась от насмешки Рязанцева. – Видимо, что‑то из раннего.

– Моё, из позднего, – Волков принялся растирать замёрзшие уши.

– Ваше? Так это не вы ли написали про изумрудный город? Ах, нет, тот Александр. А вы, извиняюсь, под каким псевдонимом печатаетесь?

– Не придумал ещё. Может, ты чего подскажешь?

– Коразон, – предложил молчавший до этого Махоркин.

– Чего? – опешил Волков. – Какой ещё коразон?

– Не знаю. В рекламе слышал. Слово звучное, непонятное и бессмысленное. По‑моему, для псевдонима в самый раз.

– «Коразон» – это известный косметический бренд, – уловила иронию в словах начальника Рязанцева. – Выпускают лак для ногтей.

– Странное название для косметической фирмы, слово какое‑то корявое, таракана напоминает, – ёрничал Махоркин.

Впервые за весь вечер Лена улыбнулась:

– Вообще‑то в переводе с испанского означает, кажется, сердце.

– Тогда не подойдёт, – с деланной грустью резюмировал Махоркин. – Давайте вернёмся к делу. – Игорь Ильдарович, вам удалось обнаружить что‑нибудь интересное?

– Что тут интересного? Вот окно, вот стул, поднялась, шагнула и полетела. Снял, конечно, отпечатки, где было возможно, но вряд ли это изменит картину случившегося.

– А конфеты? – Лена указала на открытую коробку. На крышке тёмно‑красного цвета красивыми буквами было написано «Вишня в шоколаде», внутри в ячейках золотистой формы лежали конфеты. Больше половины ячеек были пустыми.

– Конфеты? – Приблизившись вплотную, эксперт выдохнул горький запах выкуренной сигареты в лицо Рязанцевой. – Конфеты, наверное, вкусные.

Он вытащил одну из ячейки и быстро отправил её себе в рот.

– Келё уэр! – воскликнула Лена по‑французски и, с отвращением взглянув на Волкова, отошла в сторону. – Мародёр!

– Ой‑ой‑ой, ещё пришейте мне сокрытие улик или уничтожение вещдоков. Я эксперт, провожу исследование, а каким способом я это делаю, пусть вас не волнует. Считайте, что тестирую на себе. – Натянув на руку перчатку, он сгрёб оставшиеся конфеты в целлофановый пакет и вложил в свой кейс. Туда же отправилась и коробка.

– Кто не успел, тот опоздал, – подмигнул Волков Рязанцевой. – Как это будет по‑французски?

– Декутон. Жё не мар де туа.

Махоркин удивлённо посмотрел на помощницу:

– Ваш французский пополнился новыми словами?

– Уи. Се ля ви.

Волков закрыл кейс и, перебросив через плечо фотоаппарат, отрапортовал:

– Ну ладно, мне тут больше делать нечего. Всё сфотографировал, отпечатки снял, поеду в лабораторию, посмотрю, что в этих конфетках, может отрава какая. Доложу. Бывайте.

 

***

– Ну что, давайте осмотрим помещение и представим, что здесь могло произойти. У вас есть какие‑нибудь версии? – обратился Махоркин к помощнице после того, как дверь за судмедэкспертом закрылась.

– Даже не знаю, – Лена огляделась. – Если девушка совершила суицид по доброй воле, значит, на то должны быть причины.

– Какие причины могут быть у молодой красивой девушки? Что‑то не верится. Сдали нервы перед свадьбой?

– Подруга говорит, что Катя была весёлой. Даже традиционный плач перед зеркалом после неудачной попытки закончился взрывом смеха. Затем она сказала, что хочет побыть одна и попросила всех выйти.

– Весёлой? За минуту до самоубийства? Разве так может быть?

– Может, – лицо Лены стало строгим, – у нас в классе училась девочка Ира Позднякова, которая дружила с мальчиком из соседней школы, фамилию не помню, звали Ромкой. Мальчишка красивый был, а Ирка – она такая… Со странностями, в общем. Но он почему‑то выбрал её. Если честно, все мы удивлялись, уж больно разные они были. Повстречались они месяц где‑то, и вдруг этот Ромка стал избегать её. На звонки не отвечал, школу нашу обходил стороной. Ирка с ума сходила. Караулила его после уроков, обрывала телефон, но всё безрезультатно. Однажды на дискотеке она кинулась ему в ноги и при всех стала рыдать и объясняться в любви, умолять, чтоб он её не бросал. Это было ужасное зрелище, я тогда впервые подумала, что любовь может быть уничижительной. Мы с ребятами стояли рядом и не знали, как реагировать. Тогда Ромка сжалился над ней. На какое‑то время отношения их возобновились, но насиловать себя, притворяясь влюблённым, долго он не смог и вскоре вновь дал ей отставку.

Лена замолчала, погрузившись в свои мысли. Махоркин с интересом наблюдал за выражением её лица, пытаясь угадать, о чём она думает.

– Интересная история, но какое отношение она имеет к нашему случаю?

– Я встретила её. В тот день у меня были занятия по музыке с репетитором. Когда я выходила из подъезда, она шла мне навстречу, вся воздушная, счастливая, такой я её давно не видела. Быстро бросив в мою сторону: «Привет», она проскользнула в подъезд. Больше я её не видела. Никогда. После занятий я пошла к подруге и пробыла у неё допоздна. Когда вернулась домой, мама сказала мне, что какая‑то девушка выбросилась с крыши нашего дома. Я сразу поняла, кто это.

– Несчастная любовь? – задумчиво произнёс Махоркин. – Надо бы поговорить с этим горе‑женихом, когда в себя придёт, конечно. Хотя состава преступления нет и оснований для возбуждения уголовного дела тоже.