Отпечатки

– Я? Нет. Я даже не пробовала.

– А из какой вы семьи?

– Из благополучной, – коротко и без объяснений ответила Оксана.

– Я тоже из благополучной, – ответил Сергей, – но власти и общество решили называть такие семьи, в которой рос я, неблагополучными. Я рос без отца и в бедности. Но в семье. Меня любила мама. Пожалуй, все. Этого достаточно – любовь и забота. Что значит благополучие? Чем его измерить? В богатых семьях дети по непонятным причинам шагают с края крыши, но в такие семьи не приходят органы опеки. Почему? Чем измерить благополучие? У меня есть знакомый – бывший партнер, тоже крупный бизнесмен, однажды я был у него на ужине. Он выгнал свою дочь из‑за стола, за то что та положила локти на стол. Представляете? Этикет, видите ли, не позволяет. Я больше не веду с ним дела. А зачем? Я же тоже локти могу на стол положить. И это без стеснения при мне, при постороннем человеке. Сложно представить, что он может сделать при отсутствии посторонних глаз. Но она сыта и одета. Такие семьи называют благополучными. Я не хочу знать, какой вашу семью считает общество, я всего лишь хотел услышать, чем занимаются ваши родители.

– Папа – декан, мама – журналист, международный.

– Вот… в таких семьях на завтрак варят овсянку и пьют чай с конфетами. Я прав?

– Да, вы правы.

– А моя мама на завтрак курила и пила кофе. Но это неважно. Как я сказал, он закурил и предложил мне сигарету. Я отказался. А он бросил пачку на лавочку и лишь сказал: «Кури, если хочешь». Наверное, он относился ко мне как к равному. А потом, когда я все же осмелел и взял сигарету, он сказал, чтобы я не искал виноватых в том, что я не могу избавиться от этой заразы. Он докурил сигарету и от окурка прикурил следующую, а потом достал телефон. Знаете эту подростковую советскую романтику? Когда отец берет сына в гараж и они вместе весь день там чем‑то занимаются. Когда отец дает сыну порулить. Когда на рыбалку берет. Когда у них появляются общие дела. Когда сын идет с руками, измазанными мазутом, и думает о том, что теперь он похож на отца. Вот! Это был тот самый момент: я курил и думал, что теперь я похож на него. И как я сказал, тот день для меня многое значил… а еще в тот день я узнал, что он писатель. «Хочу поработать над книгой», – сказал он, копаясь в телефоне. Я удивился и ничего не понял. Естественно, я спросил:

– Вы читаете книги?

– Нет! – усмехнулся он. – Я пишу. Я писатель. Люди читают, а я дарю им уютные истории. Возможно, когда‑нибудь я и про тебя напишу.

– Написал? – спросила Оксана.

– Не знаю! Возможно. Я не прочитал ни одной его книги.

– Почему?

– Я имел намного больше. Он делился со мной всеми своими мыслями. Я читал его. Каждый раз, когда он начинал рассуждать, я погружался в размышления. Думаю, что в его книгах я не найду для себя ничего нового. Он любил свое дело. Знаете, когда я вырос и мы вместе прогуливались вечерами, ну, либо днем, когда у меня была возможность выбраться из офиса, он мог остановиться, сесть на ближайшую лавочку и погрузиться в свое дело. Он закуривал и писал книгу, а я стоял и ждал, когда он вернется ко мне. В эти моменты его вообще ничего не интересовало. Главное, чтобы сигарета в зубах дымила. Но на писателя он не был похож. По крайней мере, мне так казалось. Иногда мне приходилось убежать из‑за появившихся дел. Он лишь говорил: «Хорошо, иди! Созвонимся», – даже глаза не поднимал. Вот настолько он любил свое дело. Поверьте, если бы вы брали у него интервью, скорее всего, у вас ничего бы не вышло. Вы бы подкинули ему тему каким‑нибудь своим вопросом. Он достал бы телефон и приступил бы к своим делам, а вам попросту пришлось бы уйти.

– А он писал книги в телефоне? Я правильно поняла?

– Да. Он говорил, что так удобнее, телефон всегда под рукой. А ноутбук слишком громоздкий.

– Мы опять забегаем вперед. Вы сидели на лавочке и курили.

– Да, а он писал свою книгу. Может, полчаса, может, час. Мне некуда было торопиться. Какие у меня могли быть дела? Да и рядом с ним я чувствовал себя как‑то уверенно. Поэтому я просто сидел и наблюдал за прохожими, за машинами, за голубями. По привычке заглянул в мусорку в поисках пивных банок. Я привык к тишине. Когда ты слоняешься по улицам в поиске банок, ты всегда один, ты молчишь, думаешь, мечтаешь и пытаешься отыскать окурок, в котором осталась еще пара затяжек.

– Что?

– Окурок! Не все докуривают до фильтра. Это вам не овсянка на завтрак. Как вы думаете, что курили такие, как я? Нашел окурок – и день задался. Ну либо у мамы подтянул втихаря, пока она не видит.

– Это же…

– Противно, мерзко, может, негигиенично. Вы мне еще скажите, что руки мыть надо перед едой. А если воду отрубили за неуплату? Это вам тоже незнакомо. И в тазике вы не мылись.

– Мы можем вернуться к тому дню и к той лавочке?!

– Конечно можем. «Ну что, Серега, – спросил он меня, когда убрал телефон. – Кем хочешь стать, когда вырастешь?» И я задумался. Всем было плевать, чего я хочу, разве что мама интересовалась, и то так, между делом, когда у нее появлялась свободная минута. И больше никто. Никто ничему не учил, никто не давал наставлений, никто не объяснял, что хорошо, что плохо. Да и поделиться не с кем. А с кем? Мама вечно на работе, а общался я с такой же шпаной, как я.

– Не знаю, – ответил я.

– Ну ты же не будешь всю жизнь лазить по помойкам, – сказал он.

Мне стало страшно, я никогда не думал, понимаете, а в тот день задумался. Дети в моем возрасте не думали о будущем, у них все только начиналось, а у меня уже было все потеряно. Я будто прожил целую жизнь и скатился на самое дно. И знаете, что еще страшнее, то что я в таком возрасте понимал все это. А еще я понимал его мысли, которые… те которые он пытался донести до меня.

– Настойчивость и терпение – так покоряются вершины, – сказал он. – Многие топчутся у подножия. У кого‑то есть преимущество: у тех, что рождаются на выступе посреди вершины. А кто‑то рождается сразу на вершине. Только вот жизнь всех уравняет. На вершине мало места. А здесь внизу его полно. Поверь, ты еще увидишь, как все они катятся вниз. Жизнь всех уравняет. Мы родились внизу, у самого подножия, у нас не было преимущества при рождении, и это наше преимущество.

– Я хочу стать писателем, как вы, – ответил я на его вопрос.

– Думаю, жизнь потрепала тебя ничуть не меньше меня. Ты сможешь касаться души. Это нравится читателям. Но я тебе вот что скажу. Эта идея уже давно разобрана на кусочки. В мире полно идей, которые так никто и не реализовал, подумай об этом. Ты смышленый парень и работящий. Думаю, тебе не стоит забираться на вершину, попробуй возвести свою собственную. Такую вершину никто не сможет покорить. Она будет стоять на всех твоих страданиях. А кто еще осмелится лезть туда, где придется страдать? Никто, – он закурил и встал с лавочки. А потом накинул на меня свою куртку. – Идем. Надо еще кое‑куда зайти.

– Куда? – удивился я.

– Идем. Ты же не торопишься?