Падение

Они вышли и спустились по лестнице во двор. Направились к Заречной. Оксана, Рома, Толик, Эдик, Катя шли плотной кучкой. Чуть позади них Антон. Впереди, отдельно от всех, втянув голову в плечи, Юля.

– Ну что, Воробьёва, нажралась, алкашка? – выкрикнул Толик.

– Воробьёва, я в восторге от твоего имиджа! – весело подхватила Оксана. – Расскажешь, где шмотки купила?

Юля оглянулась и смущённо улыбнулась. Потом ещё сильнее втянула голову в плечи и ускорила шаг.

– Куда побежала‑то?

– Да она боится, что мамка заругает, если поздно придёт!

Все засмеялись.

Покинув территорию жилого комплекса, они пошли по пешеходной аллее. Через дорогу величественно возвышалось подсвеченное фонарями белое здание драмтеатра имени Островского– ходили слухи, что в конце 70‑х его проектировал Андрей Макаревич.

– Я оставил мотоцикл на стоянке у театра, – сказал Рома Толику. – Пошли туда. 

– А кто меня до дома проводит? – вкрадчиво протянула Оксана. – Может, сначала меня подвезёшь?

–  Я к тебе шофёром не нанимался, – проворчал Рома. – Некогда мне тебя подвозить.

– Я тебя провожу, – вызвался Эдик. – Нам всё равно в одну сторону идти.

– Ой, ты настоящий рыцарь! –   Оксана решительно приблизилась, просунула руку в сгиб его локтя и прижалась к нему.

– На свадьбу‑то позовёте? – иронично согнул бровь Рома.

– Иди ты! Он просто джентльмен! Не то, что вы!

Посмеиваясь, Рома и Толик перешли через дорогу на полупустую стоянку театра.

Честная компания двинулась дальше. Рядом высилось заставленное строительными лесами и завешенное фасадной сеткой здание торгового центра. В городе такого брошенного недостроя было много.

Они дошли до перекрёстка Заречной и Свободы. Слева уходил к Московской, где располагалась «Пирамида», мост Свободы, через дорогу зеленел Парк Победы. Кузнецова, жившая неподалёку, на Ленинградской, отклеилась от них, чмокнувшись с Оксаной напоследок.

Юля уже перешла дорогу и пошла по аллее, углубляясь в парк. Эдик и Оксана направились к прогулочной асфальтовой дорожке вдоль Волги.

Юля вздрогнула и обернулась, услышав за спиной шаги догонявшего её Антона. Она не остановилась, а даже ускорила шаг. Так нищий пугается, неожиданно найдя на пороге сумку с деньгами.

– Опасно вечером ходить одной, – улыбнулся он, поравнявшись с ней.

– Ты меня специально преследуешь?

– Ага, – улыбка стала ещё шире. –  Хочу ещё немного насладиться твоим обществом. Ты не торопись так, – он ухватил её за локоть.

– Не трогай меня!  – резко вырвалась она.

Они шли молча пару минут. Юлясама удивлялась, почему она так себя повела. Что, собственно, такого он сделал? Он не такой, как те парни, которые окружали её каждодневно. Он старше и опытнее. Те либо мнутся и краснеют, либо слишком пошлят. Он просто естественен и раскован. Но при этомсловно бы ничего и не ждёт. Он такой открытый, добрый, беззаботный и лёгкий, как дуновение свежего ветерка в душной комнате.

На аллею, освещённую двумя рядами стилизованных под старину фонарей, ложился штриховой узор теней от крон деревьев. Фонари светили каким‑то мистическим светом, делая всё вокруг необыкновенным, волшебным. Как те, что освещали путь Золушке, когда она ехала в карете на бал. Во всяком случае, так Юле казалось в эту минуту. Деревья представлялись спящими заколдованными принцессами, ожидавшими в сонном оцепенении, когда принц придёт и разбудит их поцелуем, и они расцветут буйной, бесстыдной, сознающей своё превосходство красотой.

– Как здесь красиво, – сказала неожиданно для себя Юля.

– Да, и особенно, когда никого нет. Так тихо, спокойно… Красота– это единственное, что придаёт жизни смысл. Об этом писали Достоевский и Руссо. Так ты в одном классе с Ромой и Оксаной учишься?

– Да. К сожалению.

– Почему «к сожалению»? Впрочем, согласен, они те ещё черти. Королёва много о себе воображает, а Егоров закончит дни в кутузке.

– Как с языка снял. А ты где учишься?

– Грызу гранит науки на втором курсе философского.

– Ты такой умный?

– Да ерунда, на каждого мудреца довольно простоты, – он махнул рукой. – Я мог бы оказаться где угодно. Не люблю сковыватьсебя рамками, условностями.

Они дошли до Площади Победы. В дальнем её конце зиял слепыми тёмными окнами художественный музей. Справа через дорогу надменно высилось здание мэрии. Слева белел Воскресенский собор. Хотя площадь, парк и окрестности считались «центром города», на самом деле они располагались ближе к северо‑западной окраине. 

Юля и Антон подошли к фонтану. На дне в свете фонарей поблёскивали монетки.

– Давай бросим и мы, – предложил он. – На счастье.

Он достал из внутреннего кармана куртки два медяка, один дал ей.

– Ну, на счёт три…Раз, два, три!

Они синхронно бросили монетки.

– Готово, – улыбнулся он.

Она улыбнулась в ответ, слегка неуверенно:

– Разве этим можно подкупить Фортуну?

– Кто знает? Она дама своенравная. Вот в Риме есть знаменитый фонтан Треви, туда туристы за год набрасывают мелочи на миллион долларов.

– Ничего себе. И кому это всё достаётся?

– Кажется, монеты собирают священники и отдают бедным.

Юля поёжилась от дуновения ветерка.

– В одиннадцать резко холодает, – заметил Антон. – И ещё не лето. Ты слишком легко одета. Накинь мою куртку.

Он стянул джинсовку с плеч и подал ей.

– А ты?

– Да я парень горячий, аж кровь в жилах кипит. За меня не беспокойся.