Память души

Часы показывали полночь, но за окном было недостаточно темно для этого времени суток. Под гнетом навалившегося стресса я не заметила этой аномалии раньше. Последствия магнитной бури давали о себе знать. Я подошла к окну и увидела невероятное – это было не что иное, как настоящее полярное сияние. Оно походило на лазерное шоу, устроенное с применением новейших технологических разработок. Краски вспыхивали в небе, меняя оттенки и формы узоров. Зрелище было завораживающим и одновременно пугающим своей противоестественностью в здешних широтах. Люди высыпали на улицы, в немом восхищении возведя глаза к небу, другие застыли возле окон. Массовый ступор остановил привычное течение жизни.

Все же оторвавшись от диковинной картины, я легла в постель. С головой укрылась одеялом, словно ища спасения от абсурдности происходящего. Тут же в темноте закружились обрывочные образы сегодняшнего дня: зеленые глаза говорящего о том, что за смертью следует жизнь, песочный цвет стен больничной палаты, на фоне которых бежит струйка крови из моего тела в тело человека, увиденного впервые, но будто знакомого целую вечность, кольцо на большом пальце его правой руки.

В комнате было тепло, но я то и дело вздрагивала от холода. Он исходил, казалось, откуда‑то изнутри.

Сон поглотил меня почти мгновенно.

 

 

***

 

Весенний дождь смывает с улиц последние свидетельства уступившей свои права зимы. Он так близко, что я отчетливо ощущаю аромат одеколона, вижу почти незаметные морщинки в уголках карих глаз, обрамленных густыми ресницами. Он берется за полы моего черного вельветового жакета, улыбается на левую сторону и спустя несколько мгновений произносит одно лишь слово – «холодно». Он медленно застегивает на мне пуговицу за пуговицей, руки замирают чуть выше сердца, которое готово выпрыгнуть наружу. Опускаю взгляд на его пальцы, мокрые от капель дождя, что нещадно хлещет нас своими розгами. Теперь мне видна гравировка, сделанная мелким шрифтом на серебряном кольце – это некая надпись, очень замысловатая, я пытаюсь рассмотреть ее получше, но вдруг, словно бы очнувшись от кошмара, делаю глубокий вдох, устремив взгляд в небо. Тьма поглощает свет…

Я стою возле школьной аспидной доски, исписанной длинными формулами, которые описывают законы гравитационного взаимодействия. «Холодно», – ласково обращается ко мне учитель физики. Он подходит и заботливо застегивает самую верхнюю пуговку на моем стеганом жакете, которую я обычно оставляю раскрытой. Сквозь очки с толстыми линзами, преломляясь и создавая эффект радуги, исходит свет его карих глаз. Словно паутиной, они окутаны уже вполне заметными морщинками. Опускаю взгляд на его ладони, которые от постоянного контакта с мелом приобрели несмываемый белесый оттенок. Кажется, это санскрит, мелькает в голове, когда я разглядываю гравировку на кольце. Тьма поглощает свет…

Я сижу на тонкой ветке дерева – непонятно, как она не обламывается подо мной. Откусываю кусок от зеленого, незрелого яблока. В нос бьет аромат лета. Волосы развеваются на ветру и прилипают к влажным от кислого сока губам. Я смеюсь и смотрю на брата, который, вытянув руку за большим и уже слегка покрасневшим плодом, старается не упасть. Попытка ему удается, он доволен и горд. «Холодно», – в его голосе сквозят нотки разочарования. Он придвигается ко мне и застегивает маленький, едва заметный крючочек на льняной накидке, не понимая, что эта деталь женского гардероба служит скорей для красоты, нежели для утепления. Он совсем юный. Вроде еще ребенок, но в детских чертах лица уже проступает мужественность. Голос тоже начинает меняться. Мальчишеский фальцет уступает дорогу бархатистому баритону. Я разглядываю странные закорючки на кольце, что висит на цепочке вместе с крестом на его шее. Он день за днем примеряет его на большой палец правой руки в надежде, что взросление сделает свое дело и размер наконец окажется впору. Яркая вспышка ослепляет, и я ныряю во мглу. Тьма поглощает свет…

Меня окутывает тишина, нарушаемая лишь частым дыханием человека, находящегося рядом. Постепенно глаза привыкают к слабому освещению. Мы сидим на земляном полу в подвале. Я почти ничего не различаю в темноте, разве что его пылкий взгляд, который словно совершает акт любви с моим телом. Чувствую тепло его дыхания на своем лице, в животе появляется странное ощущение, похожее на щекотание крыльев тысячи бабочек. «Холодно», – шепчет он едва слышно, и запахивает шелковый платок на моей груди. Я целую его ладонь, взгляд фокусируется на кольце с гравировкой. Беззвучно произношу какое‑то слово, скользя губами по его коже, мокрой от слез, что капают из моих глаз. Тьма поглощает свет…

Я проснулась, лежа на холодном паркете спальни, уже озаренной ярким полуденным солнцем. Голова раскалывалась с неистовой силой, словно накануне я получила сотрясение мозга.

Из зеркала на меня смотрело чужое лицо: уставшее, осунувшееся. Глаза украшали два припухших синеватых пятна, а неокрашенные корни волос, как я и ожидала, тронула седина. Не лучшая новость в двадцать семь лет.

Умывшись и выпив залпом стакан воды с лимонным соком, я включила ноутбук и приступила к поискам. Все время с момента пробуждения я прокручивала в голове нечто, невнятно произнесенное мной во сне. К сожалению, сложить из этих обрывков слово мне не удавалось. Первой буквой точно была «П» – я отчетливо помнила ощущение вырывающегося из легких воздуха, что разжимает сомкнутые уста. В середине – сочетание «ДЖ». Оканчивалось оно гласной – скорее всего «А» или «О». Слово было длинным, не известным мне ранее.

«Санскрит», – осенило меня. Стоя у обветшалой школьной доски, я думала о санскрите.

Солнце уже начало свой путь за неровный горизонт мегаполиса, когда наконец я добралась до сути:

• «Пуна» – опять, снова;

• «Джанма» – рождение.

«Пунарджанма», согласно трактату Нигханту, переводится как перерождение, переход души в новую телесную оболочку после смерти человека. В обозначении на санскрите я тут же узнала загадочную надпись, которую видела во сне.

«За смертью – рождение», – запульсировали в ушах слова незнакомца, встреченного накануне в баре. Я впервые так отчетливо услышала их.

 

 

***

 

Погруженная в размышления, я наспех собралась и выбежала из дома, едва проснувшись ранним утром следующего дня. Мне было необходимо убедиться в том, что и так практически не оставляло сомнений.

– Проводите меня к нему!

Доктор Джессика Моррис, казалось, была ошеломлена, увидев меня в своем кабинете, но, к счастью, не стала возражать:

– Хорошо, пойдемте.

– Родственников удалось разыскать? – нетерпеливо спросила я.

– Он словно с другой планеты сюда свалился.

– Это бы все объяснило…