Память

– Лисицын! – позвала мальчика как‑то товарищ капитан, уже после переаттестации. – Отнесёшь таблетки товарищу генералу, ясно? И проследи, чтобы принял!

– Есть! – ответил маленький ефрейтор медицинской службы, отправляясь выполнять задание.

Никого не боявшийся Герби и сейчас не испугался, хоть его и ждал целый генерал… Комдив простудился, госпиталь обязал санбат проследить за приёмом генералом лекарств, так как лежать во время наступления последний был против. Закончились горькие дни отступления, теперь Красная армия рвалась вперёд, отбирая у врага пядь за пядью клочки своей земли. И вместе с армией в одном строю, в окопах, часто и на передовой шёл маленький санинструктор, воспитанник санбата.

– Товарищ генерал, разрешите обратиться! – чёткое воинское приветствие и представление удивили командира дивизии.

Об этом мальчонке он, разумеется, слышал, даже медаль ему вручал – «За боевые заслуги». Подтащивший патронные ящики и воду к задыхавшимся пулеметам, парнишка тогда сильно помог… Опять только чудом оставшись в живых, но помог. Генерал даже слышал, как ласково ругали мальчишку женщины из медсанбата, а он только краснел и оправдывался: «Ну, а кто, если не я?»

– Обращайтесь, – кивнул всё понявший командир дивизии.

– Вам таблетки пора принимать, – твёрдо произнёс маленький солдат. – И градусник ещё нужен… Вот, – протянул мальчик генералу необходимое.

– Спасибо, – поблагодарил комдив, думая о будущем таких девчонок и мальчишек, разбросанных по частям. Их было немало – пригретых солдатами, медсёстрами, даже командирами, шедших вместе с армией. Их объединяла ненависть. Жгучая, бескомпромиссная ненависть ко всем немцам, что могло стать проблемой, когда они войдут в Германию. А в том, что они дойдут, генерал был абсолютно уверен.

Тянулись дни службы, Герби уже и забыл про прошлое, иногда напоминавшее о себе ночными кошмарами. Мальчик был здесь на своём месте, его любили, дарили тепло, и ему совсем не хотелось обратно – туда, в своё время и страну, где он родился. Он сдружился с людьми, которые его окружали, ему нравилась служба в санбате – хотелось, чтобы так было всегда, и ему это твёрдо обещали.

Разведчики любили рассказывать Грише о своих хитростях, травить байки о походах в немецкий тыл. Их часто приносили в санбат ранеными, лежать было скучно, вот и рассказывали мальчишке, у которого просто никого не было. Уже младший сержант медицинской службы, награждённый за своё бесстрашие, он охотно слушал и многое мотал на ус, хотя усов у него пока еще нё было. А вот доктора занимались с ним серьёзно и анатомией, и физиологией, и пропедевтикой, и десмургией, и даже латынью. Так что через два года войны мальчик уже мог принимать самостоятельные решения на сортировке раненых.

Его, конечно, перепроверяли, постепенно убеждаясь: он действительно может, поэтому всё чаще просто доверяли. А ещё была Верка, ставшая Грише семьёй. Согреть мальчика старались все, но Верка – это была отдельная история. Поэтому мальчик считал, что просто обязан защитить и её, и других девушек, отчего лез на передовую наравне со всеми.

– Смотрю, фриц стоит, – рассказывал дядя Саша, он был разведчиком. – Да толстый такой…

– Толстого тащить, наверное, тяжело, – со знанием дела вставил Гриша.

– Сам побежал, как гранату увидел, – хмыкнул разведчик. – Ну, а то, что она без запала, ему не видно было, – разведчики рассмеялись.

– Лисицын! К командиру! – крикнула Верка, молодая совсем медсестра, обожавшая покомандовать.

Только вечерами девушка, бывало, плакала – однажды Гриша увидел. И хотя Верка накричала на него потом, но тогда он просто сел рядом и погладил её по голове, как когда‑то, в самом начале, гладили его. Он рассказывал ей, что война закончится, наступит счастливая жизнь, и все‑все будут радоваться. Мальчик очень хорошо понял, что девушка прятала своё горе за самоуверенностью, просто заглушая свою боль… Не она была первой, да и последней тоже…

– Мы перебазируемся, – сообщил капитан медицинской службы маленькому солдату. – Проследи за формированием колонны и припасами.

– Есть, – ответил Гриша. Смысла в этом приказе было немного, но он позволял держать мальчика под присмотром, что младший сержант отлично понял. Но был благодарен за то, что ему нашли дело, а не просто сказали «сидеть тут и не мешать».

Долгие версты войны… Американские грузовики, полученные по ленд‑лизу, шли по запыленной дороге вслед за передовыми частями, чтобы в первом удобном месте развернуть полевой госпиталь. Прошла пора горьких отступлений, окружений, оставленных городов и деревень, теперь Красная армия забирала своё, и мальчик, глядя, как их встречают, понимал многое… А потом он слушал… Плачущие люди обнимали маленького солдата, как и других, благодаря.

– Надо же, такой маленький, а уже солдат, – умилилась женщина, выглядевшая очень старой. – Кушай, мальчик, кушай, – погладила она Гришу по голове, не вызвав отторжения. – Как только мамка‑то отпустила…

– У меня нет мамы, – вздохнул младший сержант. – Ни мамы, ни папы, только санбат.

– Всё война проклятая, – всхлипнула женщина, глядя на сироту, обогретого солдатами. – Когда она уже закончится…

– Скоро, бабушка, скоро! – уверенно произнёс Гриша. – Скоро мы доберёмся до самого логова и придушим гадину!

Война научила его ненавидеть. Гриша и представить себе не мог, что может быть именно так. Сгоревшие деревни, воющие от горя женщины в черном, виселицы и… детские тела. Часто – изломанные последней мукой. Фашисты оказались гораздо страшнее всего, что видел и знал Герби Дэрби, ставший Гришей Лисицыным.

 

Глава вторая

 

В это страшное место солдаты ворвались на рассвете, убивая палачей в чёрной форме. Это был первый детский лагерь, увиденный Гришей. Самый первый, а впереди их было ещё великое множество. Недалеко от деревни Красный Берег, опутанный колючей проволокой, стоял лагерь, в котором мучили и убивали… детей.

О том, что пускать в это место воспитанника не стоило, плачущие медсёстры подумали слишком поздно. Выживших детей – истощённых, голодных, больных – уже вывозили, и они лежали в палатках санбата, где медики пытались их спасти. Удавалось это далеко не всегда, ведь звери в чёрной форме выкачивали из детей кровь, чтобы перелить своим солдатам. Услышав от какого‑то мальчика, что неделю назад привезли новеньких, пойманных гестапо, и кто‑то ещё, может быть, жив, Гриша помчался в лагерь со всех ног, чтобы спасти, ведь он был воспитанником санбата, обязанным спасать своих от этих.