Плейлист двух сердец
Темные вьющиеся прядки волос, выбившиеся из небрежно собранного пышного пучка, обрамляли лицо с широко распахнутыми, как у лани глазами. Гладкая коричневая кожа девушки, казалось, светилась изнутри. Ее наряд состоял из просторной футболки с концерта Элтона Джона, штанов для йоги и разнопарных носков. Похоже, этой ночью ей не удалось как следует выспаться, поэтому под ее глазами залегли темные тени.
Ее карие глаза были прекрасны, не уступали им по красоте и полные губы. Жаль, что я не помнил, как эти губы прижимались к моим.
И все же. Я надеялся, что не переспал с ней. Наши отношения с Кэм не отличались глубиной, но я не хотел становиться предателем. Даже если она не раз меня бросала. Мне это было несвойственно. По крайней мере, на трезвую голову.
– Вот, держи. Решила, тебе это понадобится, – сказала она, протягивая мне тарелку и воду. – К сожалению, не могу предложить кофе, у нас все закончилось.
Я, не раздумывая, закинул таблетки в рот и проглотил.
Затем прочистил горло.
– Что произошло ночью? – хрипло выдавил я, в горле пересохло.
Женщина приподняла бровь.
– Ты ничего не помнишь?
– Нет, у меня нет ни единой зацепки, кроме того, что мое лицо, похоже, превратилось в месиво. Прости… э‑э‑э… забыл, как тебя зовут.
– Нет. Не забыл, – ответила она и подошла к столу дочери, чтобы взять ручное зеркальце с диснеевскими принцессами. – Мы не познакомились. – Девушка протянула мне зеркало, но я отрицательно покачал головой.
– Не надо, – пробормотал я, не желая видеть свое отражение. Я полгода не смотрелся в зеркало. И не собирался начинать сейчас. – Поверю тебе на слово. Так… что все‑таки произошло?
– Ну, ты вчера немного напился. Вокруг собралась толпа. Ты подрался с великаном. И проиграл. Что объясняет… – Она указала на мое лицо. – Кстати, может, приложить лед к глазу? У меня есть пакет, могу принести, если нужно…
Я покачал головой.
– Мой телефон у тебя?
Она подошла к комоду, достала телефон и протянула его мне.
– Он разрядился. Вчера я пыталась его включить и позвонить кому‑нибудь, чтобы тебя забрали, но он уже вырубился.
– У тебя нет зарядки?
– Нет. У меня айфон, а не андроид.
Ну, конечно, нет. Это не ее промах. Я попал в такую ситуацию, потому что веду себя как идиот. Готов поспорить, у моих менеджера и пиарщика случился нервный срыв.
Я помассировал виски, надеясь, что лекарство вскоре подействует.
– Слушай, насчет прошлой ночи и, ну, нас… – Я посмотрел на девушку, но не заметил в ее взгляде понимания. – Мы…
Она озадаченно кивнула.
– Что мы?
– Ты знаешь.
– Что знаю?
– Ты знаешь, – настаивал я. – Мы занимались сексом?
– Что? Нет! Конечно, нет! – вскрикнула она шепотом и прикрыла дверь спальни, чтобы наш разговор не услышала дочь. Она так искренне разволновалась, что я почувствовал себя полным придурком.
– Ничего не было?
– Поверь, ты был не в лучшей форме. Я бы никогда не воспользовалась человеком в таком состоянии. К тому же меня больше заботило, как заставить тебя перестать мочиться в цветочный горшок.
Я помочился в цветочный горшок? Оливер, ты просто пьяный идиот.
– Если мы не переспали, тогда почему я у тебя дома?
– Как я и говорила, ты напился в баре, где я работаю. Появились папарацци, начали снимать. Потом ты стал умничать и Невероятный Халк надрал тебе задницу. Я была твоим единственным шансом на спасение, поэтому вытащила тебя оттуда.
– Я умничал?
– Ты сказал тому парню, что можешь трахнуть его девушку лучше, чем он.
В общем, я вел себя как полная противоположность самому себе. Замечательно. Трезвый Оливер с трудом мог собраться с мыслями и составить слова в предложение. Пьяному Оливеру хватило смелости ввязаться в драку в баре.
Зажмурив свои и без того опухшие веки, я попытался собрать картину прошлой ночи воедино, но все по‑прежнему казалось размытым. Я встал и почесал затылок.
– Можно мне воспользоваться ванной?
– Конечно, только не писай в цветок. Первая дверь слева. И съешь пончик. Твоему организму нужна пища, чтобы справиться с токсинами. – Настоящая мама. Она вышла из комнаты и крикнула: – Риз! Обувайся, живо!
Добравшись до ванной, я запер дверь, включил кран и плеснул в лицо водой. Тайлер живьем меня сожрет за то, что я сбежал с концерта. Все‑таки надо было выступить прошлой ночью. Нет, не так. Мне вообще не стоило соглашаться на это чертово шоу. Слишком тяжело, слишком рано. Но я почему‑то решил, что сцена поможет мне выбраться на свет и смириться с тем, что Алекса больше нет.
Гребаный, ты, идиот. Надо было просто взять и выступить.
Я хорошо помнил, как сидел вчера в гримерке и пытался собраться с духом, чтобы выйти на сцену и исполнить песни, которые пел на протяжении последних десяти с лишним лет. Нужно было только выбросить дурные мысли из головы, что у меня никогда не получалось. Когда я был трезвым, они поглощали мой разум целиком. А сегодня, я как последний идиот, не выпил ни капли. Потому что решил следовать примеру брата и выступать трезвым.
Алекс никогда не пил перед концертом. Ему не нужен был алкоголь, чтобы поймать правильный настрой. Медитация и молитва – вот все его ритуалы перед концертом. Ни водки, ни виски, ни наркотиков. Большую часть своей жизни Алекс уверенно стоял на ногах. В отличие от меня. Вечно снедаемого тревогами и плывущего по течению.
Прошлым вечером я пытался быть похожим на него. Я сидел в пустой гримерке и прислушивался к тишине, нарушаемой лишь лопастями потолочного вентилятора, гоняющего воздух по комнате. Так делал Алекс. Так он готовился к шоу. Я попробовал прочесть молитву, но мне показалось, что меня все равно никто не слышит. Попытался медитировать, но мои мысли оглушали.
Как Алекс это делал? Как заставлял свой разум замолчать, если мой никогда не утихал?
В тот вечер, когда над моей головой кружились лопасти вентилятора, а сердце бешено колотилось в груди, я сжал в кулаке украшение в форме осколка сердца, висевшее у меня на шее. Раньше, когда был моложе, я считал это глупостью. Но со временем, столкнувшись с суровым, жестоким миром, я все сильнее скучал по ласке родителей.