Побочный эффект

– Вот так, Валерий Павлович, не каждому в жизни везет оказаться в таком месте! Старинная усадьба, не какого‑нибудь, а девятнадцатого века! Между прочим, это барокко. Здесь проживало семейство Петровских. А теперь вот, видите, дом служит на благо общества.

Валерий не разделял восторга Сосновского, даже несмотря на то, что действие «Лирики» еще не кончилось. Он взглянул на Горина – похоже, тот давно привык к оптимизму профессора, и слушал рассеянно.

– Места у нас хорошие! За лесом река, за рекой – поле и болото. Вам, молодежи, все больше города подавай. А настоящая жизнь – она здесь, в Болотове! – восторгался Сосновский. – Уверен, вы еще по достоинству оцените ваше новое назначение.

– Не сомневаюсь, – сухо ответил Луканов.

Они прошли дальше, и профессор остановился у ограды.

– А кто забор поломал? – недовольно спросил профессор.

Действительно, в затейливой чугунной ограде высотой выше человеческого роста не хватало пары мощных штырей. Луканов дернул забор – штыри держались намертво. «Это ж какая силища нужна!» – подивился он.

– Поймать бы и уши оторвать! – в сердцах воскликнул профессор.

– А сердце – вырвать и съесть, – глухо произнес Сергей.

Сосновский бросил неодобрительный взгляд на Горина и явно что‑то хотел сказать – но отвлекся на Нину Гавриловну, которая как раз выливала грязную воду из ведра под кусты роз.

– Нина Гавриловна, ну сколько раз я вам говорил: не лейте грязную воду на цветы! Это же вендела, царский сорт! – всплеснул руками Сосновский.

– Много вы понимаете! – проворчала старушка. – Между прочим, это удобрения! Только лучше цвести будут!

– И тем не менее – я прошу впредь не лить грязную воду на цветы! – недовольно сказал Сосновский. – И еще, Нина Гавриловна: вы не знаете, куда пропало все столовое серебро?

– А почему это я должна знать? – насупилась старушка.

– Потому что вы ответственный человек и следите за порядком, – ответил Сосновский. Старушка гордо подняла голову.

– Я‑то, конечно, слежу, Федор Михайлович! – недовольно буркнула уборщица. – А другим не мешало бы не лезть в мои дела!

Пока они препирались, Сергей взял Луканова под локоть и негромко шепнул:

– Сказать по секрету, Вера Павловна еще та стерва. Не бери в голову, – он дружески подмигнул. – Вечером занят?

– А здесь есть чем заняться? – хмуро спросил Луканов, не надеясь услышать вразумительный ответ.

– Только общением. Пригласишь на новоселье?

Это было столь стремительно, что Луканов не нашелся что ответить. Он еще не успел определиться, как относиться к Сергею, хотя, наверное, для этого и существует новоселье. Он хотел было открыть рот и сказать что‑то, сам еще не понимая что, но тут со стороны дороги послышался шум двигателя, и все невольно обернулись. Да, все так, подумал Луканов – в болоте, в котором отродясь ничего не происходило, любой звук притягивает внимание. Трое докторов вышли из‑за кустов навстречу «буханке», въехавшей в распахнутые ворота. За рулем, как всегда, сидел Прохор, на соседнем пассажирском сидении находился еще какой‑то местный мужичок со сморщенным, словно моченое яблоко, лицом. За «буханкой» пристроился полицейский УАЗ.

Из притормозившей «буханки» высунулось сморщенное лицо мужичка.

– Колька‑то, того… все! – он махнул рукой себе за спину, и сквозь широкие окна «буханки» Луканов разглядел черный бесформенный мешок на полу салона.

– Как же это так получилось, Евграфыч? – снимая очки спросил Сосновский.

– Да по путям шел, и поезд его… того… – тоскливо уронил Евграфыч.

– Везите к моргу! Сергей принимай! – скомандовал мигом посерьезневший Сосновский и быстро направился в больницу.

«Буханка» завернула за кусты роз, Сергей скривился, но поплелся следом. Рядом с Лукановым остановился УАЗ и в открытом окне он увидел двоих полицейских: суховатого молодого с как‑то даже трагично поджатыми губами и сосредоточенным взглядом – он сидел за рулем – и дородного, полнотелого постарше, с колким взглядом из‑под нависших бровей. От него неприятно тянуло дешевым одеколоном.

– Добрый день, – по‑привычке поздоровался Луканов. Полицейские переглянулись, и тот, что помоложе, досадливо сплюнул через окно.

– Да уж куда как добрый, – поморщился полнотелый. – Нам пожелания доброго дня как черная кошка – как только кто пожелает, так обязательно что и приключится.

– Я смотрю, у вас уже приключилось, – заметил Луканов.

– Приключилось… – задумчиво протянул полнотелый. – А вы, собственно, кто?

– А вы? Представиться не хотите?

– Городской, – бросил полнотелый суховатому, и оба понимающе и как‑то скорбно закачали головами, словно Луканов сказал что‑то неприличное и вообще был не врачом, а пациентом, которому жить осталось от силы пару месяцев. – Майор Грызлов, участковый.

– Луканов Валерий Петрович, нейрофизиолог, – ответил Луканов без неприязни, но и без особой охоты. Майор оглядел его с ног до головы.

– Давно приехали?

– Сегодня утром.

– Ничего странного не заметили в районе железной дороги? – спросил майор будничным тоном, но глаза прямо‑таки впились в Луканова.

– Если вы про труп, который сейчас достают из «буханки» – то нет, не видел.

– Не видел… – повторил майор, глядя мимо Луканова. – А что‑то еще – видели?

Луканова начал раздражать этот майор и его вопросы.

– Туман видел. И зайца.

– Юморист? – холодно осведомился Грызлов.

– Заяц, видать, килограмм на двести был! – вмешался до этого молчавший лейтенант, и добавил со злостью, сквозь зубы: – Там все кости всмятку, не человек, а мешок с внутренностями!

– Кто ж его так? – спросил Луканов.

– Под поезд угодил, – хмуро ответил полицейский за рулем.

– Ну или толкнул кто, – глядя в глаза Луканову сказал майор.

– Подозреваете зайца? – не моргнув, спросил Луканов.

– Смешно, – оценил майор без улыбки. – Пока никого не подозреваем. Просто присматриваемся. Во сколько прибыли?

– Семь сорок пять.

Грызлов хмыкнул и что‑то записал в блокноте.