Побочный эффект
– Меня? – удивилась женщина.
– Тамара Михайловна, – Луканов мысленно поблагодарил сам себя за то, что догадался посмотреть и ее карточку и узнать имя, – я новый врач из клиники… мы вчера с вами встречались. Я помог вашему мальчику…
– Алеше… да, я помню, – лицо женщины окаменело, глаза стали еще более испуганными. Луканов мысленно ругнулся. Вера Павловна явно знала кому, когда и с какой интонацией сказать ту или иную фразу, чтобы она имела максимальный эффект. Во времена королей и дворцовых интриг ей бы не было равных.
– Я бы хотел поговорить с вами об Алеше, – Луканов украдкой заглянул за ее спину в темные сени, в надежде увидеть мелькнувшее белое платье, но внутри было слишком темно.
– Я уже все рассказывала Вере Павловне, – женщина даже слегка прикрыла дверь, словно опасаясь чем‑то заразиться от Луканова.
– Я понимаю. Но мне хотелось бы узнать… это для вашего же мальчика! – быстро сказал Луканов, увидев, как нахмурились брови женщины. Все верно. Непонятный чужак, врач с диагнозом, лезет в чужую жизнь. Страх быстро переходит в агрессию, включается защитный механизм психики.
– А что про мальчика? – недовольно, и вместе с тем как‑то обреченно сказала женщина. – Вы же видите какой он. Что вы можете сделать? Вы же не хотите сказать, что знаете, как вылечить его?
– Нет, но…
– Конечно нет, – оборвала его женщина. – Иначе вы бы и сами‑то не хворали, если бы это можно было вылечить. Мы здесь, в деревне, народ темный, но такое понимаем…
– Вы в город его возили? – хмуро спросил Луканов.
– Возила, а чего толку? Все сбережения потратила только! Ну поставили ваши светилы диагноз, а дальше‑то что?
– Это важно, чтобы понимать, как предотвратить новые приступы.
– Важно… – глядя мимо Луканова, произнесла женщина. – Важно то, что я одна, без мужа, с двумя детьми. Сын – инвалид. Дочка… вы сами видели. Дурочка, одним словом, прости господи… – она мелко перекрестилась. – Послал же господь на мою грешную душу…
– Какой у нее диагноз? – осторожно спросил Луканов. – Я не нашел ее карточку в больнице.
– Да а зачем вам диагноз? – серо спросила женщина. – Кто ее лечить будет? Да никто. Никому мы не нужны. Я вот одна, всю семью тяну… Мне эти ваши диагнозы что мертвому припарка! Мне бы дров кто наколол, а от ваших умных слов у меня только голова болит. Толку от них нет, – бесцветным голосом устало произнесла она. – Никому мы не нужны, доктор. И вы тоже никому не нужны, раз вы здесь.
Луканов смотрел в ее серые глаза, которые смотрели куда‑то сквозь него, в какую‑то глубоко личную тоску, непонятную другим. Он увидел в них свое отражение – растерянного, хмурого мужчины, непонятно, как и зачем стоящего сейчас на крыльце перед этой бесконечно усталой женщиной. Он отвел взгляд – не хотел видеть себя таким. Не хотел становиться такой, как она.
– Я могу поговорить с вашим сыном? – тихо спросил он.
– Нет, – бесцветно ответила она.
– Вы запрещаете? – удивился он.
– Нет его. Ушел.
– А где он может быть?
– А где могут быть дети в его возрасте? Да где угодно!
– Он же необычный ребенок, вряд ли он сейчас гоняет в футбол с местными ребятами, – укоризненно сказал доктор.
– Вы хотели сказать – больной, а не необычный? Да ладно вам, доктор, называйте вещи своими именами! А где искать Алешу я и правда не знаю. Да и некогда мне, дел по горло!
– Может, дочь знает? – осторожно спросил Луканов.
– Может знает, а может и нет, – пожала плечами Тамара Михайловна. – Да только кто знает, где ее саму черти носят? Вы уж не серчайте, доктор, но у меня щи выкипят.
И, не попрощавшись, женщина захлопнула дверь.
Луканов в задумчивости вышел на пустую дорогу. Легкий ветер гонял пыль по растрескавшемуся асфальту. Было ощущение, что люди здесь давно не живут, словно когда‑то здесь случился апокалипсис, и с тех пор деревня стояла мертвой. Но Луканов знал: люди есть. Более того: он был уверен, что за ним наблюдают. Пару раз, пока он шел по пустынной дороге, он замечал, как подергивается занавеска в том или ином окне. Чьи‑то опасливые и любопытные взгляды провожали его спину, он чувствовал их почти физически.
Луканов в сердцах ругнулся. Искать мальчика‑инвалида в деревне‑призраке – пожалуй, самое нелепое занятие в обеденный перерыв врача на новом месте.
Внезапно на дорогу со звонким лязгом выкатилась помятая консервная банка. За ней из‑за угла вылетел малец лет десяти, подбежал, и от души приложил банку ногой. Та взметнулась в воздух и, прокатившись по дороге, упала к ногам Луканова. Мальчик замер, настороженно глядя на незнакомца. Он сразу не понравился Луканову – наглый взгляд, вздернутый горделивый нос. Он знал по собственному детству – такие никогда не упустят случая потешить свое эго за счет унижения другого.
Но на то он и доктор, что нужно уметь налаживать контакт со всеми. Луканов размахнулся и метким ударом послал банку к ногам мальчика.
– Держи пас!
Мальчик не обратил внимания на банку.
– Это вы что‑ли новый доктор?
– Откуда знаешь? – удивился Луканов. Он мельком глянул на себя со стороны: выглаженная белоснежная рубашка, строгие брюки, налакированные туфли. Его одежда выдавала в нем городского жителя, щепетильно относящегося к внешности, но никак не доктора.
– Так все село знает! – лихо крикнул мальчик. – У нас новости как пирожки разлетаются!
– Может ты, такой смышленый, знаешь тогда где мне найти Алешу Григорьева?
– А чего не знать, знаю! В церкви он. Он всегда там прячется.
– Прячется? – переспросил доктор. – От кого?
– От нас, пацанов деревенских! – ухмыльнулся парень.
– Обижаете, значит, парня? – сощурив глаза, спросил Луканов.
– Да он сам виноват, что сдачи дать не может! Ходит весь такой странный, дерганный…
– А ты знаешь, что у него эпилепсия?
– Мамка говорит он заразный!
Луканов задумчиво глядел на ухмыляющегося пацана. В деревне действительно была зараза, но никак не эпилепсия, а дремучая глупость. И как теперь объяснить этому сорванцу, что он не прав, если его родители убедили его в обратном?
– А сестру его знаешь? – спросил Луканов.
– Лизку‑то? Так вся деревня знает! Она же психованная! По лесам одна бродит, как дурочка. Бабки говорят, что она под старой церковью вход в катакомбы нашла… Правда, мы с пацанами сколько искали, не нашли. А эта дурочка смогла!