Побочный эффект

Нельзя было сказать, что он не предвидел подобное развитие событий. Увольнение, стресс, переезд – и все за пару дней. Даже странно, что приступ еще не накрыл его. В этом случае медлить было ни в коем случае нельзя, особенно учитывая то, что он был на платформе в одиночестве – при реальной угрозе приступа таблетки нужно было принять незамедлительно. Но пугало не это. Пугала частота, с которой он тянулся к пилюлям. И побочные действия при их частом употреблении.

Осознав, что кризис миновал, Луканов сделал глубокий вдох. Прохладный осенний воздух влился в его легкие, принося покой и умиротворение. Валерий пригладил волосы, растрепанные ветром и разгладил свежепоявившуюся складку на пальто. Что бы ни произошло в его жизни – внешне все должно выглядеть достойно.

Сельский воздух пойдет тебе на пользу, вспомнил он слова бывшего заведующего клиникой Соловьева. В груди моментально разлилась тяжелая злость вперемешку с обидой. Впрочем, злиться и обижаться тут можно было только на себя, и Валерий отлично это понимал. Хорошо хоть у Соловьева сохранились дружественные контакты с заведующим больницей в этом богом забытом месте.

Платформа, утопающая в клочьях тумана, была девственна пуста. «Где же встречающий?» – с раздражение подумал Луканов. Он таки запустил успевшую озябнуть руку под теплое пальто, впустив туда стужу, и достал телефон. Но, посмотрев на экран, понял, что пытаться звонить бесполезно – связи не было. На экране высвечивалась надпись «только экстренные вызовы».

Стоять было холодно, и Валерий, подхватив чемодан, двинулся в сторону местами прогнившей деревянной лестницы, ведущей с платформы. Колесики чемодана выбивали неровный ритм на выбоинах старой платформы, оглашая окрестности таким чужеродным здесь шумом.

Валерий двигался сквозь обрывки полупрозрачного тумана. На платформе не было не то что турникетов, но даже будки для продажи билетов. «Да уж, занесло так занесло…» Впрочем, выбирать не приходилось. Прямо от лестницы, утопающей в клочьях тумана, вдаль тянулась мощеная камнем дорога. Не асфальт, не даже бетонные плиты, как бывало на старых военных дорогах, а мостовая! Словно в прошлое попал. Камни разного размера и степени обработки были вкопаны в землю, по‑видимому, много десятилетий назад, и сейчас дорога предстала перед Лукановым не в лучшем виде. Мало того, что камни словно разъехались в сторону, обнажив плотно утрамбованную землю, так сама дорога была выпуклая, словно арочный мост, понижаясь от середины к обочинам. Наверное, так строили дороги раньше, когда еще не придумали дренажные каналы, чтобы вода не скапливалась, а может и по какой‑то другой причине, которой Валерий не знал, но идти по такой мостовой с чемоданом на маленьких колесиках, предназначенным для идеально ровных городских тротуаров, было невозможно. Первые же метры убедили Луканова в этом – чемодан постоянно заваливался на бок, цеплялся за торчащие из земли камни, грозясь оставить на подступах к Болотову все четыре крошечных колесика. Валерий ругнулся, дотащил чемодан до обочины, и огляделся.

Дорогу окружал сплошной лес. Раскидистые липы и дубы утопали в тумане, по обочинам торчал низкий подлесок. Никаких автобусных остановок или (еще чего удумал) стоянок такси в Болотове не было и в помине. У Луканова снова тоскливо засосало под ложечкой. Захотелось бросить неудобный чемодан на этой идиотской дороге, где сам черт ногу сломит, и броситься по железной дороге к городу с криками «заберите меня отсюда!», пасть в ноги заведующему и слезно просить взять даже не медбратом, а хотя бы уборщиком. А еще больше захотелось проснуться и осознать, что все это лишь кошмарный сон. И на самом деле он не Луканов Валерий Петрович, доктор Первой Городской Клиники имени Бутенко, а маленький Валера. И за окном не унылое болото, а их деревенский лес. Он вспомнил детство, горячий июль, словно брошенный на сковородку лета. Время часов десять утра, и бабушка уже спозаранку напекла блинов (от дурманящего запаха, заполнившего деревенский дом, урчит в животе). Можно неспешно встать, умыться из колодца родниковой ледяной водой, пройдя по траве босыми ногами, окунуть сонное лицо в отражение, фыркнуть и обдать брызгами лениво развалившуюся на солнце дворнягу. А потом сесть за стол и смотреть, как большие бабушкины руки огромным кухонным ножом режут стопку блинов размером с пизанскую башню. Таких блинов Валерий не ел больше никогда в жизни. Только бабушка владела секретом их приготовления, и огромной чугунной сковородкой, на которой блины получались такого размера, что их приходилось резать на четыре части. Жирные, промасленные, необычайно вкусные! А об ногу уже терлась рыжая кошка, утробно мурча. Маленький Валера подтягивал поближе розетку с тягучим медом, наматывал его на ложку, и смотрел, как он плавно стекает на горячий блин, тая и смешиваясь с домашним сливочным маслом. И время тогда было тоже словно мед – тягучее, сладкое, бесконечное.

Тогда каждая тропинка, теряющаяся в чаще леса, казалась дорожкой, ведущей в неведомый, сказочный мир.

Сейчас же Луканов понимал: за поворотом тропинки, скорее всего, будет полусгнивший одноразовый мангал и россыпь битых стёкол от водочных бутылок, а то и просто туалет. Сказка разбилась о суровую глыбу реальности.

Его не пугало безденежье – средств, скопленных за годы работы, хватило если и не на всю оставшуюся жизнь, то уж точно на большую ее часть. Его пугала бездна одиночества, в которую он погружался. Сколько он себя помнил – Луканов всегда лечил людей. Больше он ничего не умел. Не делать это означало для него смерть.

Внезапный звук вырвал Луканова из сладких воспоминаний и заставил поежиться, плотнее запахнув полы пальто. Где‑то в туманном лесу сухо хрустнула ветка. «Интересно, а хищники здесь водятся?» – подумал Валерий. Выяснять не хотелось. Хотелось оказаться если уж не в городе, то хотя бы в каком‑нибудь теплом и уютном месте. И куда запропастился обещанный встречающий, с раздражением подумал Луканов. Он вновь достал телефон, но связи по‑прежнему не было, и от этого стало еще тоскливей.

Вновь сухо хрустнула ветка, уже ближе, и как будто чуть сзади. Валерий обернулся, но в тумане среди мокрых ветвей ничего не было видно. На всякий случай он насторожился. Кто знает, что может водиться в этих лесах? Словно в ответ на его мысли за ближайшими ветвями высокого подлеска послышался шорох.

– Кто здесь? – громко спросил Валерий в туман. Голос прозвучал одиноко и даже как‑то растерянно, что не понравилось Луканову. Туман делал звук голоса глухим, словно говорили из могилы.

Валерий быстро окинул глазами обочину мостовой, нагнулся и взял в ладонь мокрый камень. Он был не из пугливых, но сейчас почувствовал, как на лбу возникла испарина, и капелька пота медленно сбежала к щеке, огибая густую бровь. Валерий не отрывал глаз от кустов. Казалось, кто‑то наблюдает за ним из тумана. Даже редкие птицы перестали петь. Лес словно замер, готовясь к чему‑то.

Внезапно напряженную тишину нарушило гудение мотора, и из‑за поворота вспыхнули фары. Из тумана вынырнул серый продолговатый УАЗ, в народе называемый просто «буханка», блестя влажными боками и слегка переваливаясь на ухабах. В кустах легко затрещало, и Луканов увидел мелькнувший серый бок и пару длинных ушей, тут же исчезнувшие в лесу. «Зайца испугался, городской житель!» – сам над собой мысленно подтрунил Луканов, и на душе полегчало, словно камень свалился.

«Буханка» со скрежетом затормозила перед Валерием, противно взвизгнул рычаг ручника, водительская дверь громко открылась.

– Это вы Луканов будете? – сквозь шум мотора крикнул усатый водитель в кепке – плотно сбитый коренастый мужичок лет шестидесяти.

– Он самый! – крикнул в ответ Луканов.

– Что?

– Он самый, говорю!