Под влиянием

Когда разговор закончился, Оливия пребывала в воодушевленном состоянии. Телешоу прервалось на рекламу, и тут она вспомнила про цыпленка в духовке, что давно бы пора его выключить, и побежала на кухню. С Джорджем они договорились встретиться на следующей неделе, он приедет в Скарвей на машине и заберет ее вечером пятницы. На свидание они сходят в ресторан и, если все пройдет хорошо, может, посмотрят вместе кино.

Она не умрет старой девой, как пророчат соседки‑старушенции. Нет, Оливия определенно не собиралась быть одна всю оставшуюся жизнь. Она была молодой женщиной, хотя ее волос уже коснулась седина, которую Оливия тщательно маскировала, подкрашивая корни; морщины предательски изрезали весь лоб, обволокли рот, предавая лицу печальный вид; лишние килограммы жира отложились в складках живота и ягодиц, и все тяжелее было их сбросить; руки после многих лет работы посудомойкой стали выглядеть сморщенными.

Да, она постарела. И все чаще видела жалость в глазах других людей. Бедная скоропортящаяся женщина с двумя детьми, чей муж покончил с собой. Кому она теперь нужна? Жены вцеплялись в руки мужей при виде Оливии и скорее уводили их, если вдруг между ними начинался разговор. Но теперь‑то она им покажет: будет гулять с Джорджем под ручку, чтобы все видели, а затем уедет из этой дыры, как всегда и мечтала.

Ей нужно тщательно подготовиться к пятнице. Наверно, стоит купить новое платье. Обязательно сделать макияж. И конечно же, найти кого‑то, кто присмотрит за Ричи. Нельзя полагаться на Лиззи: она слишком ветрена. Эта девчонка давно отбилась от рук, а после смерти отца совсем перестала слушаться. Оливия вспомнила себя в 15 лет и решила, что была гораздо более собранной и не такой летящей. Может, потому что ее мать частенько применяла ремень в качестве меры воспитания. И ей тоже стоило использовать этот помогатор, пока Лиззи росла, но теперь уже поздно. Хотя Оливия порой позволяла себе поднять руку на дочь, насилием она это не считала. Если собака гадит на ковер, ткнуть ее мордой в дерьмо – долг каждой хозяйки. Все в доме должны жить по четким правилам, ведь она знает, как будет лучше. Тем не менее Лиззи все чаще смотрела на мать с нескрываемым презрением, словно знала о жизни больше, чем кто бы то ни был.

Глупая девчонка, эта жизнь нагнет тебя раком быстрее, чем любой сопливый мальчишка, по которому ты пускаешь слюни, смеялась про себя Оливия.

Поэтому ей стоит обратиться к Джефферсонам, семейной паре, проживающей на соседней улице. Они нравились Оливии, потому что были примерной семьей, имеющей четверых детей, со строгими христианскими нравами и потому, что их фамилия была не Смит. Она позвонит им завтра же, заранее, скажет, что возьмет дополнительную вечернюю смену в ресторане. Они поверят. Впрочем, какая им разница? Все равно будут сидеть дома, разве что выйдут в церковь.

Однако солнце уже скрылось за горами, и на улице стало заметно темнеть. Время шло к ужину. Оливия вдруг поняла, что совсем не слышит Ричи, хотя обычно этого мальчишку слышно отовсюду. Он просто неспособен вести себя тихо. Оливия считала, что воспитывает гения, а гении, как известно, люди со странностями. К ним нужен особый подход. Когда он в 3 года выхватил у нее книжку, заинтересовавшись вовсе не картинками, а буквами и цифрами, она сразу поняла, что ее малыш исключительный. Через несколько месяцев он уже сам читал себе сказки, писал ей маленькие записочки и прикреплял их на холодильник. «Я ТИБЯ ЛЮБЛЮ МАМА», «РИЧИ И МАМОЧКА», «КУПИ МНЕ СОК», «А ЛИЗЗИ АПЯТЬ ДИРЕТСЯ». Все они до сих пор висят там вместе с его рисунками. У мальчика впереди блестящее будущее.

И все‑таки не мог же он уснуть. Она вышла на улицу и стала осматривать задний двор. Мяч лежал на траве, рядом стояли одинокие качели. Поднялся ветер – он развивал листья ивы. В будке спал Макс. А Ричи нигде не было. Она попыталась вспомнить, когда в последний раз слышала звуки его игры, и не смогла.

Давай, что же ты за мать?

Было еще светло, она стояла на кухне, разделывала цыпленка и посматривала ТВ‑шоу, когда сын визжал во дворе. Должно быть, он утомился и незаметно проскочил в комнату, чтобы поиграть с железной дорогой. Мальчик очень любит поезда – еще одна странность маленького гения.

Пока она шла до спальни, легкое чувство тревоги стало подниматься по горлу. Так бывало и раньше, когда сын вдруг пропадал и долго не появлялся, а потом резко выскакивал из шкафа или ванной, стараясь напугать маму.

Оливия зашла в детскую, где сумерки уже заполнили всю комнату, и стала искать выключатель. Зажегся свет, и она осмотрелась: на полу валялись игрушки, выпавшие из комода, кровать была не застелена, что вызвало в матери небольшое раздражение, а посреди комнаты находилась железная дорога, в которую никто не играл. У окна стоял аквариум, в нем плавали разноцветные рыбки, и полосатый крошка‑бычок спрятался в коралл. А Ричи нигде не было.

Теперь ее охватил страх, не просто беспокойство. Оливия жутко не любила, когда сын вот так пропадал. Иногда ей даже снилось, как она обнаруживает Ричи запертым в холодильнике, задыхающегося, полуживого. Оливия внимательно осмотрела комнату, заглянула под кровать, в шкаф, но ничего не нашла. Она стала искать в других помещениях: прошлась по кухне, гостиной, своей спальне, зовя Ричи по имени, и наконец дошла до комнаты Лиззи. Она лежала на кровати и дремала, рядом подпевало радио. Во сне она казалась такой спокойной, умиротворенной, в общем, самым обыкновенным подростком, даже чем‑то похожим на саму Оливию. Мать выключила радио и стала трясти Лиззи за плечи.

– Лиззи, Лиззи, проснись! Где Ричи?

Дочь резко открыла глаза, недовольная, что ее вырвали из сладкого сна, да еще и по такому поводу. Кто бы мог сомневаться, собака опять потеряла своего щеночка.

– Он в саду, ма, – ответила она сонным голосом.

– Ты думаешь, я не проверила двор? Я все осмотрела, его нигде нет, Лиззи! – Оливия перешла на крик. – Почему ты не следила за ним? Ты же знала, я готовлю!

Лиззи не стала говорить, что видела, как мать засела у телевизора и была настолько поглощена происходящим, что Ричи мог пройти мимо нее с ног до головы обмазанный говном и остаться незамеченным. По крайней мере, до тех пор, пока не кинет первую какашку в экран.

– С каких пор я нянька твоему сыну? – спросила Лиззи.

Лицо матери перекосилось от гнева. Мало того, что она была расстроена и напугана, еще эта хамоватая девка решила поупражняться в том, что Оливия, как мать, называла неповиновением. Обстоятельства требовали преподать дочери урок послушания, поэтому Оливия схватила Лиззи за волосы и как следует стукнула по щеке левой рукой, после чего, почувствовав огромное облегчение, вышла из комнаты и продолжила поиски. Лиззи схватилась за покрасневшую щеку и, отвернувшись, заплакала.

Когда‑нибудь, подумала она, когда‑нибудь ты за все ответишь. Заплатишь сполна.

Оливия вновь обыскала весь дом, при этом крича так, что это доносилось до соседей, но ей было все равно. Ее охватил ужас, какого не бывало прежде. В отличие от прошлых ситуаций, теперь она была уверена, что случилось что‑то ужасное. Ричи не просто где‑то прячется – он исчез, потерялся, его похитили, может быть, даже правительство, ведь ее мальчик был слишком умным, а им нужны такие дети для опытов.

Она выбежала на улицу в одном халате и стала кричать его имя, ища глазами, за что можно уцепиться, как за спасательный круг. Подбегала к людям и спрашивала, не видели ли они ее сына, но конечно же, никто его не видел. Соседи выходили на крик, чтобы посмотреть, что случилось. В этом тихом городе, где абсолютно ничего не происходит, даже такое событие, как женщина в халате, может быть вполне веселым зрелищем. Но эта женщина была в отчаянии, она уже не кричала, а вопила, и люди стали собираться, чтобы узнать, чем ей помочь. Многие знали мальчика в лицо, но никто не встречал его за последнее время.