Подкидыш для хулигана

Леша растерялся. Даже брови приподнял в удивлении. Я ведь и правда редко давала отпор, предпочитая бегство. Но из‑за своих очков, которые носила в школе, я столько насмешек натерпелась, что не готова выслушивать гадости, избавившись от них. Да и вообще, столько всего навалилось, а тут этот придурок еще.

– Пчелкина, да ты, оказывается, умеешь кусаться.

– Я тебе сейчас сумкой врежу, если не уйдешь с дороги, – показательно взвесила на лямках тяжелую, набитую тетрадями и учебниками сумку, но Горин лишь хмыкнул.

– Ладно, не жужжи. Дело у меня к тебе. Слышал, тебе деньги нужны…

– Нет! – испугалась я, представляя, какие непотребства я сейчас выслушаю.

Интересно, кто растрепал про деньги? Вряд ли Ануш. Наверное, Ян поделился – дружок Леши, которому я делала доклады, эссе, рефераты и презентации. Долгое время делала в долг, а недавно потребовала его вернуть.

– Нужны, нужны, не ври, – нахмурился Горин. – Давай так, пчелка, ты поможешь мне, а я помогу тебе. Могу дать нужную сумму.

– Два миллиона рублей?

– Да. Два миллиона, – серьезно ответил парень.

– И что взамен? – я ни разу ему не поверила, ожидая новой порции издевательств.

Но Горин на удивление серьезно произнес:

– Мне нужно оформить удочерение. Адвокат сказал, что для этого желательно иметь полную семью и уютный дом. Понимаешь?

Я не понимала. Какое удочерение? Какая семья?

– Горин, что ты несешь? Принял что‑то? Про какого ребенка ты говоришь. У тебя разве дочь есть?

– Дочь не моя, моего друга. Я обещал о ней позаботиться. Если хочешь два миллиона, с тебя услуга.

– Какая? – растерялась я, предчувствуя глобальный и эпичный звездец.

– Выходи за меня, Пчелкина. Временно, конечно. Потом разведемся, – подмигнул мне мажор.

Выйти замуж… да он шутит? Очередная издевка от гадкого мажора?

– Ха‑ха, очень смешно.

– Потом посмеешься, – серьезно сказал парень, и взял меня за руку. – Пошли, недоверчивая пчелка. Давай, идем, вижу же, что не веришь мне.

Подруга осталась стоять на крыльце универа, широко открытыми глазами наблюдая, как мажор силком ведет меня к парковке.

– Куда ты меня тащишь? Пусти, придурок!

Придурок не отпускал. Довел менч

до своего черного спорткара, пару раз легонько стукнул в окно пальцами, и открыл машину. С заднего сидения поднялась маленькая прехорошенькая девочка лет четырех‑пяти. Заспанная, кулачками глаза протирает. Значит, про ребенка правда, и мажору подкинули ребенка.

– Привет, – малышка солнечно мне улыбнулась, с любопытством глядя то на Горина, то на меня.

– Теперь веришь? Пчелкина, давай услуга за услугу, а? Я тебе деньги, ты мне штамп в паспорте и помощь в оформлении удочерения Марьяны, – нагло предложил Горин. – Что скажешь?

Что я скажу?! Я во все глаза смотрю на заспанную очаровательную девочку, которую этот балбес догадался на парковке бросить. И на языке вертятся такие словечки, которые я от коллекторов слышала.

Нецензурные.

– Ты ребенка в машине оставлял, пока на парах был? – не выдержала я. – Совсем с ума сошел? И почему девочка выглядит так, будто ты ею полы мыл? Ну Горин! И почему я не удивлена?

Леша, кажется, смутился. И поделом! Блондинистое чудо выглядит отнюдь не чудесным образом: на голове воронье гнездо, одежда измята и художественно вымазана краской. Да и одет ребенок как капуста: джинсы, платье, мальчишеские кроссовки…

– А что такого‑то? Я ж мелкую запер, не на улице оставил болтаться, а в машине, – пожал мажор плечами. – В безопасности, вроде как.

Я лишь головой покачала.

– Вроде как. Все у тебя вроде как. Нельзя детей в машине оставлять, Горин! Даже собак нельзя, а детей и подавно.

– А где мне ее оставлять? С собой на пары брать? – поднял брови Горин. – Пчелка, не будь занудой. Поможешь мне? Бабки будут… только ты серьезно про два миллиона? Не загнула цену?

Вот так и знала.

Нет, я и не собиралась соглашаться. Папа, хоть и не очень удачливый человек, но научил меня не особо на мужчин рассчитывать. И не соглашаться на сомнительные сделки. Да и Горин – последний человек, с которым я могла бы себя представить, пусть даже и фиктивно. Но все же, на минуту я поверила ему про деньги, про то, что даст мне два миллиона, и мы с папой сможем жить спокойно, не боясь остаться на улице.

А он на попятный идет.

– Все с тобой ясно, Горин. Балабол ты! – я хотела развернуться, но мажор схватил меня за плечо.

– Эй, пчелка, не так быстро. Два мульта, так два мульта. Чес‑слово, бабки будут. Все у нас как в нормальной семье будет: ты мне штамп, а я тебя обеспечу, – подмигнул Горин, и издевательски протянул: – Давай поженимся, принцесса. И будем жить душа в душу, пока районный ЗАГС не разведет нас!

Я сузила глаза, не понимая – Горин шутит или серьезно?! Или и то, и другое?

– Пчелкина, не пыхти, – угомонился мажор, перестав паясничать. Оперся бедром о машину, и произнес: – Я ж говорил: у адвоката был. На Марьяну вообще никаких документов не оформлено. Подозреваю, она… как бы это сказать, хм, в розыске. Я сходил, посоветовался, и мне адвокат сказал, чтобы я сам пришел в опеку сдаваться вместе с Марьяной. Желательно, с будущей женой и справками из банка и поликлиники. Ты пойдешь со мной, скажешь, какой я весь расчудесный будущий муж, и отец из меня – сказка. Мне позволят оформить временную опеку, потом поженимся, и малышку я удочерю.

– А потом развод? – растерянно спросила я. – И почему я, а, Горин?

– Ну, ты вся такая правильная. Кто же еще? И да, потом развод. И деньги я достану, все по‑честному, – подмигнул парень.

Насчет денег я и не переживала. Привыкла, что Горин ими сорит, и два миллиона для него, конечно, не копейки, но и не такая неподъемная сумма, как для меня.

Согласиться я не могу, но и отказаться язык не поворачивается. Эти деньги нас с папой бы спасли.

– Ты согласна? – поторопил мажор. – Нам до пяти вечера нужно успеть в опеку.

– Я‑а‑а… – протянула, не зная, что ответить, и снова взглянула на уже заснувшую малышку. – Так, Горин. В опеку нужно с Марьяной явиться? Сегодня?

– Угу.

Это не Горин, это горе какое‑то.