Покидая «ротонду»

Вопрос был риторическим, это явственно звучало в самой интонации его голоса. Я ждал продолжения.

– Они собирались тебя убить, в этом у тебя нет сомнений, я надеюсь, – Исикава стоял ко мне спиной, помешивая лук в сковороде. – Но зачем? Этого ты знать, разумеется, не можешь, – на огонь отправились кусочки курицы. – В отличие от тебя, эти твари были голодны.

«Каннибалы?!»

– Каннибалы? – от изумления во рту у меня в секунду пересохло, будто я не пил уже несколько дней.

Исикава коротко и не весело хмыкнул.

– Нет. Нет, к сожалению, – он вздохнул и негромко повторил, – к сожалению, нет.

Переложив кусочки жареной курицы в чаван и взяв палочки, Исикава сел на высокий барный стул с протертым до белых пятен кожаным сиденьем. Подул на мясо, втянул носом аромат. Ухватив палочками кусочек, он поднял на меня взгляд.

– Послушай, тебе необходимо подкрепиться. Может съешь немного?

Я помотал головой. Я хотел не есть. Я хотел услышать продолжение.

– Они не питаются плотью, Кин. Ни человеческой, ни какой бы от ни было, – Исикава отправил в рок золотистый кусочек, и жуя, сказал:

– Твари собирались выпить твою кровь.

Челюсть моя отвисла. Буквально. Я сидел с открытым ртом. И, вероятно, с выпученными глазами.

– В каком смысле? – против воли вырвался идиотский вопрос.

– В самом что ни на есть прямом. Выпить, как тетрапак томатного сока. А упаковку выкинуть.

За окнами зашипел ливень. Мыши скребли где‑то в других комнатах завода. И вдруг я почувствовал, что схожу с ума. Все, что окружало меня, что говорил Исикава, этот завод, ливень за окном, проклятые мыши, полумрак заброшенного здания, и в центре этих абсурдных декораций – хладнокровный убийца, безмятежно жующий золотистые кубики курятины, все это походило на горячечный бредовый сон. Да, я сходил с ума. С тремя сотрясениями это ожидаемо.

Исикава улыбнулся.

– Я не сумасшедший, к несчастью. Сколько раз я мечтал быть им.

Я помнил, что Исикава говорил мне не подбирать слова, когда убеждал меня, что он никакой не шизофреник с маниакальными наклонностями. Я тщательно обдумал каждое слово и спросил:

– Ты хочешь сказать, они были… э‑э… вампирами?

Исикава поморщился.

– Не называй их так. От этого они становятся только сильнее. Твари сами придумали для себя это слово. Понравилось, видимо.

– Но подожди, ты что… – «Стоп. Не спеши. Взвешивай слова. Не зли его». – Ты серьезно говоришь? – «Черт! Не зли его!»

Исикава засунул в рот сразу несколько оставшихся кусочков мяса и, работая челюстями, медленно закивал. Затем вымыл посуду, поставил на огонь воду и всыпал рис.

– Ты не веришь мне. – сказал он спокойно, но я тут же поспешил переубедить его.

– Верю! Верю. Просто уточняю.

– Ох, как с тобой тяжело. Перестань пытаться угодить мне ответами. Сколько раз тебе говорить, что я не причиню тебе вреда. Само собой ты мне не веришь. Я бы сильно удивился, если бы было по‑другому. Я отдаю себе отчет, что со стороны это звучит мягко говоря малоубедительно. Но чем быстрее ты поймешь, что я не опасен для тебя, тем быстрее мы сможем общаться нормально. Ты – первый человек, кому я рассказываю все это. Мне трудно. Непривычно. Возможно, я употребляю неправильные слова; возможно, начать стоило с чего‑то другого. Помоги мне. Я прошу от тебя только одного – расслабься.

И я расслабился. Вернее, я сделал все, что было в моих силах, чтобы убедить его в этом. Если для того, чтобы не злить его, мне придётся вести себя расслаблено, я буду. Только бы палку не перегнуть.

– Хорошо, – сказал я. – вы хотите, что бы я был с вами честен? То, что вы только что сказали – полнейший бред.

«Перегнул, идиот».

Что? Нет, это не он сказал «перегнул, идиот». Это я так подумал в тот момент. Вы что, совсем не следите за ходом мысли, господин Сэки?

Да, так я подумал. Но я ошибся. Исикава и глазом не повел. Вообще, скажу вам, если бы не события дня, одним из виновников которых был Исикава, и если не его шизофренические высказывания, он бы производил впечатление человека нормального. Ничего такого в глазах его не читалось. Ни искр безумия, ни еще чего. Вполне нормальный человек.

– Да, полный бред, – согласился Исикава и убавил огонь под кастрюлей с рисом. – не забивай голову. Ей и так сегодня хорошо досталось. Ты вот что, ложись лучше отдыхать. Я оставил тебе немного курицы. Поешь, как проснешься…

– Я бы сейчас поел, – перебил я. Страх во мне немного улегся. Головные боли утихли. И я очень сильно захотел есть. Аромат жареного лука не весь растворился в огромном пространстве завода, я смог ухватить его носом, но на этот раз он показался мне божественным.

– Вот и отлично! – обрадовался Исикава. – Держи.

Он выложил остатки еды в свою миску (позже я узнаю, что это единственная посуда для еды, которая у него была) и протянул мне ее вместе с палочками. В минуту я расправился с курицей и размякшими коричневыми кольцами лука.

– Поспи, – сказал Исикава, – позже поговорим, – он взглянул на кастрюлю, из которой выпирал разварившийся рис, сунул в нее палец, отдернул обжегшись. – Сейчас мне нужно… я буду занят какое‑то время. Отдыхай, Кин.

И я немедленно захотел спать.

Сейчас мне кажется, что он что‑то подсыпал мне в еду, пока накладывал ее мне. А может быть и нет. После тяжелого дня, как поешь, часто клонит ко сну. А у меня поистине был день тяжелый.

Я медленно сполз по спинке дивана. Веки отяжелели. Последнее, что я видел в расфокусированном мире – Исикаву, взявшего кастрюлю с рисом. От нее шел пар. Он шел с ней в дальнюю часть помещения; к дверям, за которыми скреблись весь вечер мыши.

«Кормить он их что ли собрался?» – успел я подумать, и сон поглотил меня.

 

– В ваших работах, Ямасаки‑сан, часто присутствует мистика. Особенно разные вариации на, так скажем, вампирскую тематику. Почему?

– Потому что я один из них. При чем из древнейшего рода.

– Хе‑хе. А все же, если серьезно?

– А если я серьезно?

– Ну тогда я не зря нацепил свитер с закрытым горлом, ха‑ха‑ха! Так всё‑таки, почему?