Последние станут первыми
Идя вслед за хозяйкой по вытоптанной ковровой дорожке, я привычно обращалась в зрение и слух. Что‑то не так. Последний раз такого не было… Она светится от нескрываемой радости.
Хозяйка постучала в обшарпанную дверь и спросила:
– Марик, к тебе можно?
Выдержала крошечную паузу и продолжила:
– Тут по делу пришли, из поликлиники. Ты не занят?
Ещё пауза, достаточная для короткого ответа, и она открыла передо мной дверь в небольшую комнату, чем‑то похожую на мою собственную – наверно, все полуподвалы похожи один на другой. Но здесь стена от пола до потолка оклеена постерами с Гарри Поттером во всех видах – ещё кое‑ что новенькое. А вот и Дэниел Рэдклифф собственной персоной, белозубо улыбающийся на фоне цветущей живой изгороди и голубого неба – старая добрая Англия…
– О, вы ремонт сделали.
– Да, Марик попросил. Гарри Поттер – его кумир. Марик прочел все книги, а сейчас учит английский, чтобы читать их в оригинале – перевод такой плохой, вы знаете. Он хочет вступить в фан‑клуб этого актера, я забыла…
– Рэдклиффа.
Каждое её слово отдавалось в голове тревожным набатом. Держи себя в руках, контролируй мимику и интонации. Доброжелательная заинтересованность, сопереживание… Дыхание ровное, уголки губ чуть приподняты, тембр голоса ниже…
– Да‑да, конечно! Марик будет с ним переписываться, он отвечает на письма. Только Марик ещё не выбрал, в какой клуб вступить, их много, а он такой общительный…Он так восхищается Рэдклиффом: мальчик всего добился сам, вы знаете, начал сниматься в десять лет, а сейчас уже мультимиллионер и знаменит на весь мир. Марик хочет быть таким же. Вот увидите, он всего добьется.
На подоконнике лежала обложкой вверх раскрытая книга – «Гарри Поттер и философский камень». Хозяйка перехватила мой взгляд.
– Я иногда читаю Марику вслух, когда у него глаза устают. Вот сейчас тоже…
– Добрый день, Марк! – сказала я, подходя к кровати.
Марк был всё такой же: огромная голова с непропорционально большим мозговым черепом, крохотное личико, глядящие в пространство глаза. За свои почти шестнадцать лет он не произнес ни одного осмысленного не то что слова – звука. Не сделал ни одного шага, не поднес ложки ко рту. Памперсы появились не так давно, да и стоят они порядочно. У Марка нет братьев и сестер, потому что мать не может его оставить больше, чем на полчаса. После декретного отпуска она не проработала ни одного дня – и никогда не отдыхала. Все её время поглощает Марк. А уход за таким больным – пожизненная каторга.
Я окликнула Марка по имени, повертела перед его лицом плюшевой собачкой, которая уютно устроилась рядом с подушкой. Никакой реакции. Взгляд темных глаз всё так же устремлен в потолок, а взгляд хозяйки фиксирует каждое мое движение.
– У вас были погремушки, можно мне одну? – обратилась я к ней, всей кожей ощущая нарастающее напряжение.
– Я все выбросила, вот только собачку оставила, на память. Марик вырос из этого, он большой мальчик. Ему уже не игрушки нужны, а девушки. Вы знаете, так хочется внуков! Люблю возиться с малышами, а Марик уже взрослый…
Она смущенно хихикнула, а мне стало страшно. Отрицание очевидного, уход от реальности – тяжелая симптоматика… Но для начала выбраться отсюда.
– Мне пора. Все нужные документы я заполню, через неделю можно будет забрать – вам или мужу.
– Вы знаете, он так хотел с вами увидеться! Но не получилось – дежурство на РЛС.
– Комиссия примерно через месяц.
Она впервые смотрела мне в глаза, и этот взгляд походил на клинок, приставленный к моему горлу.
– Мы решили отказаться от инвалидности. Это унизительно, в конце концов. И так все в глаза улыбаются, а за спиной шепчутся: вот у этой сын – инвалид! Все смеются, все издеваются – все, все! Ну ничего, они ещё увидят… Так что мы откажемся. Деньги смешные, а потом Марику будет трудно найти хорошую работу. У него такие планы, вы знаете!
– Да, деньги смешные, к сожалению. Отказаться можно всегда, это ваше право. До свидания, Марк.
– Я сейчас приду, сы̀ночка.
Мы шли к выходу, и в мои уши потоком лилась её всё ускоряющаяся речь:
– Ничего, скоро, совсем скоро всё изменится, вы знаете, в Евангелии об этом написано, скоро последние станут первыми…
Она метнулась в дверь кухни, схватила со стола раскрытую зачитанную книгу с крестом на обложке и сунула её мне чуть не в лицо.
– Видите? Вот!
Палец с коротко подстриженным ногтем отчеркнул фразу, которую я не успела прочесть.
– Видите? Это истина, так всё и будет!
– Да, Евангелие – мудрая книга. До свидания.
Дверь захлопнулась у меня за спиной, и я бросилась к выходу, словно спасаясь от погони.
Ещё будет время обдумать и решить, что делать. Несчастная женщина не выдержала горя и безысходности, но пока не представляет угрозы для себя или окружающих –просто выстроила себе мир, где сын здоров и успешен. В амбулаторной карте Марка забиты телефоны: её и мужа. Надо будет связаться с ним.
На одном из окон в цокольном этаже шевельнулась занавеска.
Асфальт во дворе был разрисован. Кто‑то дорвался до цветных мелков и явно предпочитал всем остальным цветам розовый – того оттенка, который называют поросячьим. Огромный цветок, похожий на подсолнух, домик с кудрявым дымом из трубы, кит… А это что такое?
Огромный крокодил, как на картинках в книжке Чуковского. Пасть разинута до отказа. Только солнца в этой пасти нет. Вместо него там люди: множество фигурок, нарисованных по принципу «ручки‑ножки‑огуречик». Несколько человечков вывалились оттуда, но сверху сыплются и сыплются в разверстую пасть другие. Кажется, что они должны испугаться, сжаться в комок, зажмуриться, отвернуть криво нарисованные лица. Нет, так и летят, вытаращив невидящие глаза‑точки…
Крокодил кончался сразу за передними лапами. Дальше было огромное пятно растёртого по асфальту розового мела. Челюсти, злобный маленький глаз, несколько острых щитков на спине – и розовое облако.
Может, крокодил обожрался человечками и лопнул? Или у художника нашлись критики и завистники, которые стёрли рисунок?
Всё равно, странная фантазия у ребёнка. Не мог же взрослый нарисовать такое…
К остановке я тащилась так, будто на меня надели пудовые кандалы. Не могу больше, хватит на сегодня… После всех вводных, что подкинул сегодняшний день, сил на плановую работу не осталось. Не осмотрена только Даша Лядова – так съезжу к ней на будущей неделе с эндокринологом, та всегда умеет выбить машину, а Даша у неё на учете.
