Последние станут первыми
Попробую развлечься: доехать до рынка и поглазеть на продающееся тряпьё. Может куплю себе что‑нибудь для поднятия настроения, если уж не хватает смелости на настоящие антидепрессанты.
Задремав на сиденье, я проснулась от шума и криков. Две бабки, которые о чем‑ то говорили на повышенных тонах, пока я засыпала, теперь вцепились друг другу в волосы, осыпая одна другую визгливой бранью. Пассажиров активно обсуждали процесс, подначивая и хохоча. Несколько человек молчали с отсутствующим видом, явно тяготясь безобразием. А меня просто затошнило от всего этого: от растрепанных бабок, похожих на фурий, от зрителей, от комментаторов. Я выскочила на ближайшей остановке и пошла к рынку.
Со мной творилось что‑то неладное. Всё вокруг бешено раздражало: отфотошопленная девица на рекламном плакате, занимающаяся оральным сексом с бутылкой кока‑колы. Витрина киоска «Роспечати», полная газет с дурацкими заголовками: «Лопух вылечит от всех болезней!», «В лесопарке найден расчлененный труп фотомодели!», «Каннибал угостил собутыльников пельменями из человечины!», «Певица Элеонора вступила в законный брак с гамадрилом!». Омерзение комком подступило к горлу.
Нет, пора принимать меры. Это уже taedium vitae, тошнота от жизни. Хреновый прогноз. Завтра же созвонюсь с Тамарой.
На глаза попался уличный развальчик с книгами. Куплю что‑нибудь развлекательное – вечер скоротать, отвлечься…
От пёстрых обложек рябило в глазах. Я брала одну книгу за другой и, не открывая, клала их обратно. Несколько серий дамских романов: на обложке в овальном медальоне парочка – он в рубашке с воротником‑апаш, расстёгнутой до пупа, она с умопомрачительным декольте в оборках и закаченными глазами… Дальше фэнтези: гномы, эльфы‑ цвельфы…, гвельфы и прочие гибеллины. Если бы Толкиен знал, какое количество эпигонов ринется по его следам, он точно сжёг бы все свои рукописи. Детективы из тех, что Андрей называл дефективами: на обложках то полуголая девица, двумя наманикюренными пальчиками удерживающая какую‑то штуку «большой убойной силы», то нечто вроде Шварценеггера в его лучшие годы с турельным пулемётом наперевес. Даже его отбросило бы отдачей метров на пять, на чём вся стрельба и закончилась бы.
Что‑то со мной происходит – откуда во мне столько злобы и ненависти? Всего‑навсего дурацкое чтиво – так оно было во все времена. Вот же рядом другая книга. Я открыла её, взгляд выхватил кусок текста: «Аты‑баты, шли солдаты на войну, как на парад…»
Я на секунду ослепла от накипающих слёз и судорожно вцепилась в край прилавка, смутно осознавая, что, если упаду, он свалится следом.
– Вам что‑нибудь предложить? – прозвучал из наплывающей темноты голос продавца.
– Да, пожалуйста… – пробормотала я, едва ворочая языком.
Что угодно, лишь бы отвлечься, прийти в себя, выкарабкаться из облака обморочной слабости… Лишь бы умолкла зазвучавшая в голове мелодия.
– Вот, посмотрите. Новинка, начнёте и не оторвётесь. Я десять лет книгами торгую, знаю, о чём говорю.
Он сунул мне книгу, и я взяла её так, как взяла бы кирпич. С трудом фокусируя внимание, прочла заголовок, будто на чужом языке: «Взгляд сквозь пальцы». Раскрыла её на середине, полистала, делая вид, что проглядываю текст. Перевернула, посмотрела на тыльную сторону обложки и наконец смогла прочесть кусок аннотации: «…у неё осталось мужество. Мужество отчаяния»
Ну что ж. Это, кажется, про меня – и для меня. Мужество мне пригодится.
– Берите, потом спасибо скажете!
– Хорошо, отложите, на обратном пути заберу.
Я осторожно опустила книжку на пропыленный брезент прилавка и вдруг увидела у входа на рынок Повелителя Птиц.
Этот старик словно пришёл из моего детства. Тогда свистулька, в которую наливалась вода, звонко щебетала в других руках – таких же узловатых, со вздутыми венами. Мне её так и не купили, несмотря на все мои мольбы: «вечно всякую дрянь просишь». Ещё пару раз я видела старика со свистульками, а потом он исчез навсегда – умер, наверно… Так что, увидев этого старика два года назад, я бросилась к нему, задохнувшись от восторга.
– Вот, небось, дитё обрадуется! – заметил старик, отсчитывая сдачу.
– Ещё как!
– Большое?
– Пять лет. А сдачи не надо.
– Ну, спасибо.
Я не соврала. Ребенку и правда было пять лет – девочке, которой я была тогда, в прошлом веке. Очень одинокой девочке в ситцевом платье, обшитом тесьмой‑руликом, и плоских сандалиях из магазина «Детский мир».
Там продавалось много игрушек, но таких свистулек не было никогда. Они исчезли из моей жизни и пришли в неё только сейчас. В тот вечер я по дороге домой свернула в парк. Бродила по аллеям, разгребала кроссовками палую листву, дула в свистульку, слушала её булькающий переливчатый лепет и была счастлива. И что бы мне не быть счастливой тогда? Андрей был жив, мы любили друг друга, Димка сразу потянулся ко мне, и жизнь заходилась таким же ликующим щебетом, как та самая, из детства, свистулька.
Она и сейчас лежит в шкафу. После известия о гибели Андрея я к ней не прикасалась. Что‑то умерло во мне вместе с ним, а без этого «чего‑то» свистулька – только никчемное барахло.
А старика я сразу же прозвала про себя Повелителем Птиц. Их у него было много, разных: керамические – расписанные цветами и просто терракотовые – , сделанные из шариков для пинг‑понга, ещё какие‑то…
Повелитель Птиц решил расширить бизнес. На переносном прилавке среди празднично‑ярких птичек стояла небольшая клетка с попугайчиком. Ничего особенного, обычный голубой волнистик, ещё одна несбывшаяся детская мечта. И ей уже не сбыться: мне сейчас только попугайчика не хватало – в подвале, с дежурствами и экстренными.
– Продаёте попугая?
– Нет. Он у меня гадает. Хотите? Пятнадцать рублей.
Старик одет нищенски, но всё на нём чистое и целое. Не побирается – продаёт свои поделки. А пятнадцать рублей – это полпачки макарон или буханка хлеба.
– Идёт.
– Гриша, погадай даме!
Повелитель Птиц провел узловатым пальцем по прутьям клетки. Гриша глянул на меня чёрным глазом‑бусинкой, прыгнул с жердочки на жердочку и выхватил скатанную в тугой рулончик бумажную полоску из вороха таких же, лежащих в пластиковой мисочке. Старик ловко вынул бумажку у него из клюва.
– Вот молодец, умница. Берите. Только не говорите «спасибо».
