Послезавтра было лучше, чем вчера
– Мы можем встречаться и раньше, если оба одновременно будем волею судьбы одиноки.
– А если этого никогда не произойдет? – ее щеки становятся пунцовыми.
– Значит, так суждено. И да – дружба во сто крат лучше любви. Посуди сама. Любовь заставляет людей казаться круче, чем они на самом деле, а в дружбе все по чесноку.
***
На сайте знакомств Андрей находит двадцатисемилетнюю Эмму – блондинку с ослепительно белыми зубами и грудными имплантами. Рост 170 сантиметров.
Сидя на просторной кухне с бокалом сухого белого вина, он показывает Жанне с ноутбука фотографии и переписку с Эммой.
– Видимо, все ушло во внешность, – усмехается она, делая глоток сладкого розового и заметив в сообщениях, что в слове «bonjour» избранница друга умудрилась допустить сразу четыре ошибки.
– Это верлан[1], – Андрей защищает Эмму всеми фибрами души, поедая салат из омаров с фисташками и сыром.
– Мне напомнить, что такое верлан и как он образуется?
– Может, у нее дислексия, – гнет свою линию он.
– Что ты в ней нашел? – Жанна ест тот же салат. – У вас же нет никаких точек соприкосновения, а для тебя это важно.
– Влюбился. Она веселая.
– А еще, – Жанна продолжает ревностно штудировать их переписку в компьютере, – узнав, что ты из России, спросила, где это. Тебя это нисколько не смущает? –Она чуть не поперхнулась от симбиоза возмущения, удивления и негодования.
– Может, она просто имела в виду, с какими конкретно странами граничит Россия, – возражает он, закрывая сайт, чтобы Жанна больше не выискивала у девушки недостатки, и откладывает ноутбук в сторону, захлопнув крышку. – Но я ее люблю. Что, не имею права?
– Любой дурак знает, с кем граничит Россия.
– Не утрируй. Тебя зачали в СССР, поэтому тебе хотелось больше узнать об этой стране, а среднестатистический француз этого не знает и не обязан знать. Например, на днях молодая ассистентка продюсера очень удивилась, когда узнала, что Польша раньше входила в социалистический блок.
– Ну, допустим. А чем она вообще по жизни занимается?
– Безработная. У нас свободная страна, имеет право.
– Можно честно? Только не обижайся, пожалуйста.
– Конечно.
– Тебе просто льстит обладание конвенционально красивой девушкой. Хотя с твоими‑то возможностями ты мог отхватить кого‑нибудь и помозговитее. И если уж ты интересуешься моим мнением, то я вполне допускаю, что Эмма будет тебе изменять, особенно когда ты будешь в командировках.
– Не каркай. Я обеспеченный человек, она не будет зариться на других. Не посмеет.
– Ну‑ну. Нашел себе собачку и будешь наслаждаться тем, что она от тебя материально полностью зависит?
– И что? Я же не на рабство ее обрекаю. Захочет – будет работать, я буду только рад. Мне нравится заниматься с Эммой любовью. И ради этого можно пожертвовать тем, что духовно она из себя действительно мало что представляет. Идеал же недостижим.
– Ладно. Поздравляю, – Жанна усмехается. – Это дорогого стоит.
В ЧЕРТОГАХ ДЬЯВОЛА. 2014
В камере с бетонными стенами и полом площадью метров двадцать квадратных их осталось восемь. Семь мужчин с сальными от пота, дистресса и времени волосами, бородами, растущими в творческом беспорядке и широко раскрытыми от ужаса зрачками, и миниатюрная, но подтянутая 25‑летняя Паула с такой же безрадостной прической и облупившимся маникюром. Они выглядят бледными и слегка исхудавшими, но ни на ком нет следов свежих ран или побоев. Алехандро, встав на цыпочки, заглядывает в маленькое решетчатое окно: рядом с вырытой ямой стройной шеренгой виднеются человеческие силуэты в оранжевой униформе, стоящие на мушке у тех[2], кто возомнил себя властью. Справа разместился еще один боевик с камерой в руках.
– Не смотри туда, – тихо просит Дэвид по‑английски.
Андрей в джинсах и когда‑то белой футболке, которая теперь стала серо‑рыжей, сидит на корточках, закрыв лицо руками.
С улицы раздаются выстрелы. Андрея колотит мелкой дрожью, Алехандро молниеносно отпрыгивает от окна, Паула вскрикивает, Дэвид вытирает слезы, Дэниэль вздрагивает, Бастиан одними губами читает какую‑то молитву. Жульен и Марк, первыми заметив, что в помещение ворвались боевики, покорно встают лицом к стене, сомкнув руки за спиной.
– Лицом к стене! – разъяренно напоминает террорист на английском, так как остальные, еще не отошедшие от шока, похоже, не спешат следовать примеру товарищей по несчастью.
Не дожидаясь, пока в ход пойдет дубинка, пленники повинуются. На Андрея надевают наручники и выводят наружу, закрыв дверь. Обратно его приводят примерно через полчаса, освобождают от оков и запирают камеру. Он медленно ложится на толстовку на правый бок. Его левая рука красная и сильно припухла, а со спины из‑под футболки тонкой струйкой сочится кровь. Подойдя к пострадавшему, Марк оголяет его спину и осматривает ее.
– Жить буду? – грустно усмехнувшись, спрашивает Андрей.
– Да, ничего серьезного. Повернись на спину, пожалуйста, – просит он.
Андрей, сморщившись, без особого энтузиазма выполняет его просьбу.
– Вывих, – выносит вердикт Марк, осмотрев его левую руку.
– За что они тебя так? – со смесью удивления, сочувствия и страха спрашивает Алехандро.
Никто, конечно, не думал, что с ними будут обращаться по закону, но первая кровь в их компании выживших могла означать дурные вести.
Андрей молчит, из его глотки вырывается лишь едва слышный однократный стон.
[1] Разновидность сленга, заключающаяся в добавлении или упразднении последней гласной буквы, разделении слова на слоги, инверсии слогов или сокращении слова.
[2] Из запрещенной в России террористической организации.
