Послезавтра было лучше, чем вчера
– Да. Ты каждое утро моешь голову? – недоумевает она.
Андрей едва сдерживается от того, чтобы сказать: «Странно, что ты нет».
– В Париже – да, там – как получается. Кожа быстро становится жирной, а еще мне не уложить волосы, если они сухие, – уточняет он, стараясь изо всех сил сохранять спокойствие.
К чему этот фарс? И что я в ней нашел? Она же страшная, как жизнь северокорейцев. Разве можно влюбиться в того, кого считаешь страшным? Конечно, внешность не главное, но можно же было хотя бы проредить брови, это же не больно, точно не страшнее, чем работать на передовой: он узнавал у Жанны из любопытства.
Прежде чем покататься по Сене, Андрей предлагает сходить в торговый центр, так как, по его мнению, одежды у него с гулькин нос, хотя в его шкафу стройными рядами висит около пятнадцати классических рубашек и столько же клетчатых и других, менее формальных, несколько строгих костюмов, дюжина джинсов, футболок, пуловеров, свитшотов, худи, пиджаков в стиле casual и парочка кардиганов. И главное – в магазине он надеется ненароком соблазнить Элизабет хоть на какую‑то обновку.
– Ты долго еще? – безразлично спрашивает она, когда он выглядывает из примерочной в очередных голубых джинсах.
– Выберу и пойдем. Ты себе ничего не приглядела? – откликается он.
– У меня все есть.
– Может, платье тебе посмотрим в другом магазе? Или рубашку? Ты носишь рубашки? Можно подобрать очень стильный образ.
– Я же говорю, что у меня все есть.
– Как тебе эти джинсы? – он одет в небесно‑голубые, слегка зауженные.
– Джинсы как джинсы, – пожимает плечами она.
– Или эти лучше? – он показывает взглядом на серо‑голубые похожей модели, висящие в примерочной.
– Они одинаковые, – закатив глаза, отвечает она. – Бери любые.
– Они же совершенно разных оттенков. Ты как оператор это точно должна видеть.
– Ты уже сорок минут выбираешь джинсы, сколько можно‑то?
– Сорян, просто мне носить нечего. Ладно, эти беру, – он показывает на небесно‑голубые, – а остальные тогда без тебя выберу в другой раз.
– У тебя что, штанов нет? А в шкафу чья одежда висит? – со смесью удивления и пренебрежения спрашивает Элизабет.
– Моя, чья еще? Я один живу. Но что‑то износилось, что‑то надоело.
– Ясно. А кроме шмоток, тебя ничего не интересует?
– Меня не интересуют шмотки, мне просто нечего носить, я же объяснил. Ладно, все, уже идем на кассу, – закрывшись в примерочной, он переодевается в свои джинсы.
Жанна никогда не стоит, словно мумия, когда он пытается заниматься шопингом. В первый год, когда с финансами было не очень густо, она познакомила его с распродажами и бойко хватала то, что, по ее мнению и с учетом его пожеланий, могло ему подойти, невероятно точно, прямо на глаз определяя его размер. Иногда, когда денег было кот наплакал, девушка уберегала его от спонтанных и лишних покупок. Потом, когда Андрей потерял счет франкам и чуть позже евро, которые давали первые ростки, она помогала ему советом и компанией.
Катаясь по реке, Андрей узнает, что у Элизабет есть сенбернар, и всю прогулку они оживленно обсуждают собак. Андрей, правда, считает, что заводить животное, когда живешь один и регулярно ездишь в командировки, – это эгоизм чистой воды, так как питомец будет по тебе скучать, но она убеждена, что парень слишком очеловечивает братьев наших меньших, и в зоогостинице им прекрасно.
Он ничего не рассказывает Жанне несколько месяцев. Поездки в Британию объясняет общими словами о новых друзьях, с которыми он ее непременно как‑нибудь познакомит. Пытается сравнивать Жанну и Элизабет между собой, но они настолько разные, что уравнение не складывается.
Лишь к концу года он решается.
– Мне надо с тобой серьезно поговорить, – озадачивает он гостившую у него Жанну, разместившись рядом с ней на диване.
Пятью минутами ранее он презентовал ей сумку от модного дизайнерского дома. Недавно в «Галерее Лафайет» – пассаже со стеклянным куполом и декором в стиле модерн – девушка позарилась на такую, когда они решили побродить по магазинам перед просмотром балета в Гранд‑опере, расположенной напротив, но сумочка оказалась француженке явно не по карману. Тогда Андрей предложил ее оплатить, Жанна отказалась. Еще чего: она же не немощная, тоже работает, да и он ей просто друг. Она допускала, что он подарит ее на Рождество, но до торжества почти неделя, и праздник они собирались отмечать вместе в компании общих знакомых.
В углу стоит искусственная елка, и ничто не предвещает грозы. Не за горами долгожданный 2004. Год, когда он получит французское гражданство, и они с Жанной – это его теория – наконец станут равными. В юности он часто то ли в шутку, то всерьез говорил, что они не могут пожениться, так как у них разные паспорта, и их брак из‑за этого якобы может восприниматься другими людьми как фиктивный. Жанна, правда, убеждена, что это полнейшая чепуха, тем более что сейчас он, несмотря на другой дизайн документа, удостоверяющего личность и гражданство, зарабатывает гораздо больше ее. Ему нужна отмазка, которая кажется убедительной, но совсем скоро никаких путей к отступлению не останется.
Она знает, что никого ближе ее у него нет. Практически все те годы, что они знакомы, оба встречались с кем‑то другим, но у обоих это было скорее от безысходности.
Они целовались лишь однажды – тогда перед самолетом – но до дня Х еще есть достаточно времени, чтобы наверстать упущенное.
У Андрея не могла всерьез появиться другая, потому что он любит ее. Он звонит ей даже оттуда, когда есть возможность. Никогда не оставляет неотвеченными ее сообщения. Общаясь с другими, – даже с приятелями – он разговаривает как образцово‑показательный француз. Не дай Бог они решат, что он чего‑то не знает. При ней же он меньше парится даже в языке, не говоря уже обо всем другом. Он не может обходиться без ее общества дольше двух‑трех дней. Если это случается и есть стабильное соединение, то он обязательно звонит ей по видеосвязи и уповает на то, что когда‑нибудь технологии позволят обниматься дистанционно. Если это дружба, то какая‑то очень специфическая.
Выслушав Андрея, она понимает, почему он выбрал Элизабет. У них есть общие интересы, они коллеги, и женщина вызывает у нее только уважение. Если ему с ней лучше, то пусть будет счастлив. Когда‑нибудь, возможно, она найдет себе жалкое подобие Андрея и смирится. А, может быть, даже полюбит суррогат.
Еще раз все обмозговав, парень резюмирует, что Жанну он любит больше, чем Элизабет, но будет встречаться с последней.
Теперь от него попахивает шизофренией.
– Потому что боишься потерять меня как друга? – уточняет она, насупившись.