Призрак из прошлого (Моя темная половина). Часть 4. Конец истории

– Славные жители нашего города! – громкий голос Роско приглушил шум толпы, – сегодня, по приговору милосердного и справедливого судьи нашего города, сэра Алистера Грира, будет сожжена ведьма! Она хотела обманом получить нерожденного ребенка, чтобы готовить зелья из его крови, и в этом она призналась! Приговор будет приведен в исполнение немедленно!

Роско свернул пергамент и отошел назад, опасливо косясь на столб. Лукас и Робин, не дожидаясь приказа, быстро перебросили дрова и хворост к столбу, и начали складывать их вокруг него, сооружая костер. Пока они это делали, к Этель, которая в диком ужасе озиралась по сторонам, подошел священник, и положил руку на ее голову.

– Господь простит тебе все твои прегрешения, дочь моя, ибо сотворила ты их не по злому умыслу, а по собственной слабости. И скоро ты предстанешь на суд Божий, когда свершиться над тобой суд человеческий!

– Я не виновата…, – бормотала Этель, не слушая священника, – я не виновата! Не виновата!

В толпе народа, которая бесновалась у эшафота, Сэнди, услышав этот крик, подняла голову, словно очнувшись от удара. Она тоже затряслась, прижав руки к вискам, а потом медленно двинулась вперед, отталкивая недовольных людей. Глаза ее смотрел вверх, на эшафот, где помощники палача уже привязали девушку к медным кольцам, вбитым в столб, и Робин надел на Энрике нарукавники, незаметно вложив в левый нарукавник шнурок, кончик которого он оставил торчать снаружи. Когда задымится подмоченный хворост, Энрике хватит пары минут, чтобы незаметно вытащить шнурок и придушить девушку…

Этель с плачем дергала руками, чтобы освободиться от веревки, и судорожно кашляла – дым от горящей жаровни ветер нес ей прямо в лицо. Еще громче девушка заплакала, когда заметила, что судья Грир вытащил платок и поднял вверх руку. Джейсон, сидя на лошади, обернулся, чтобы отдать приказ начинать казнь. Он заметил, что толпа ближе к эшафоту недовольно гудит, потому что какая – то старуха явно мечтала быть ближе к нему, и пробивалась вперед, расталкивая людей, а им это, явно, пришлось не по вкусу. Но Джейсон не обратил на это внимания, сейчас он смотрел на судью. Белый платочек взметнулся вверх. Судья сейчас ничего не ждал – на эшафоте казнили не мужчину, и закон, именуемый «Милосердием невесты» не мог быть применим.

Когда судья махнул рукой, Джейсон привстал на стременах.

– Начинайте! – крикнул он, и Энрике в ответ кивнул.

Робин поднял два факела, и сунул их в жаровню. Пропитанная смолой пакля моментально вспыхнула, и факелы затрещали. Он вытащил их, и подал Энрике. Подняв факелы вверх, Энрике быстро обошел столб, поджигая хворост. Пламя весело затрещало и поползло вверх. Энрике сунул факелы Робину, который бросил их в ведро с водой, и обернулся к столбу. Этель визжала, отчаянно бросаясь в стороны, веревки резали ее запястья и по коже потекла кровь. Пламя еще ее не касалось, но девушку душил отчаянный кашель. Подмоченный хворост начал дымиться, ветер сменил направление, погнав густую завесу дыма в сторону площади. Энрике решил, что уже пора. Он отошел назад, заложив руки за спину, и вытащил шнурок…

– Нет!!!

Внезапный крик из толпы заставил Джейсона, который закрывал нос плащом от едкого дыма, подпрыгнуть, и он увидел старуху, на которую успел обратить внимание. Пробившись через толпу, она бросилась к лошади судьи, указывая рукой на эшафот.

– Прекратите это! – громко выла она, и Джейсон узнал в старухе Сэнди Каллахан, по чьей жалобе Френсис и выслеживал еврейку, – прекратите! Она не виновата, это я пыталась убить ребенка Грейси!! Это я!!

– Уберите эту сумасшедшую! – судья дернул поводья, и лошадь встала на дыбы.

Стражники, стоявшие возле судьи, схватили старуху под руки, но она продолжала рваться к сэру Гриру. Джейсон понял, что твориться что‑то неладное. Понял это и Энрике, который слышал и видел все происходящее с высоты эшафота. Он замешкался всего на несколько секунд, не зная, что делать, в то время как пламя уже подбиралось к ногам девушки.

– Она не виновата! – старуха с невероятной для ее возраста силой, вырвалась из рук стражников, – я оклеветала ее! Оклеветала!

– Ваша честь! – Джейсон обернулся назад к эшафоту, где в дыму уже не видно было еврейки, только слышались ее дикие вопли, а потом посмотрел на судью. Сэр Грир, едва сдержав ругательство, тоже обернулся назад.

– Тушите огонь! – закричал он, и оба помощника Энрике, как и он сам, бросились к костру.

Схватив уже потушенные факелы, и, пользуясь ими как баграми, трое мужчин принялись разбрасывать горящий хворост, топча его сапогами. Вытащив из – за пояса кинжал, Энрике бросился к столбу, откидывая в стороны горящие сучья. Густой дым повалил еще сильнее, и Энрике едва не задохнулся, его ноздри и глаза отчаянно щипало, а горло резало от едкого дыма. Девушка молчала, обмякнув на веревках – она потеряла сознание. Энрике нащупал веревку, перерезал ее и подхватил на руки упавшую Этель, которую отнес в сторону. Он положил девушку на доски, а Ортега, схватил ведерко, в котором тушили факелы и облил ее водой. Этель застонала, и ее снова начал душить кашель. Толпа на площади недовольно гудела, люди были не рады тому, что сейчас происходило.

– Арестуйте эту женщину! – кашляя, приказал сэр Грир, указав на Сэнди Каллахан, и стражники, повинуясь приказу, бросились к старухе и схватили ее под руки.

В этот момент Энрике и Робин уже смогли привести Этель в чувство, и она, дико озираясь по сторонам, присела, опираясь на руку. На эшафот уже взбежал и лорд Джейсон, а также несколько евреев.

– Как она? – спросил он, и Энрике провел обеими руками по волосам.

– Знаешь, могло быть и хуже…, – пробормотал он, – Джейсон, я не понимаю, что происходит?

– Я сам ничего не понял, но сейчас придется разбираться, – ответил Джейсон.

– Исполнение приговора судья Грир отменяет! – визгливый голос Роско, который тоже кашлял от дыма, разнесся над площадью, и люди недовольно зароптали.

Невзирая на действующий в городе закон «Милосердие невесты» исполнение приговоров отменялось по приказу судьи очень редко. Жители Бристоля давно не могли припомнить, чтобы желание какой‑нибудь девушки выйти замуж заставило судью помиловать приговоренного, и еще реже на их памяти исполнение наказания отменялось для ведьмы. Точнее, такого не было ни разу, и люди были не рады, что им не удалось увидеть излюбленное зрелище…

…Три дня спустя…

…Аманда была взволнована так, как никогда раньше она не переживала. Предстоящая поездка все больше беспокоила ее. Она ловила себя на мысли, что тоже хотела бы посмотреть в глаза повитухи, которая задушила ребенка по приказу ее приемного отца. Несмотря на все заверения Эштона‑Янга, Аманда никак не могла поверить в то, что это правда, и убеждала себя, что повитуха с красивым именем «Жасмин» раскроет ей настоящую правду.

Джейсон же, в свою очередь, не сомневался, что найдет одну из сбежавших ведьм. Происшествие на площади несколько дней назад выбило его из колеи, но не лишило цели.

Аманда уже знала о том, что Этель не сожгли, и в последний момент судья отменил исполнение приговора. Об этом ей поведала Эмма – Робин привез еврейку в ее трактир. Все произошедшее не прошло бесследно для несчастной Этель – ее волосы, как и волосы Аманды, «украсила» седая прядь, и она до сих пор не могла говорить. Эмма оставила Этель у себя, и теперь заботилась о ней. Она уже узнала о том, что Аманда передала Энрике просьбу евреев и долго благодарила Господа за то, что Энрике не успел выполнить ее.