«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности

Проницательность доктора немного удивила меня. Ведь я старался не допустить, чтобы дядя Лем попал в больницу, именно по этой причине. Госпитали – не место для нас, Хогбенов. Врачи слишком уж любопытные люди. Поэтому я позвал дядю Лема самым громким голосом – не вслух, разумеется.

– Дядя Лем! – заорал я, не открывая рта. – Дядя Лем, просыпайся! Дедуля сдерет с тебя шкуру и приколотит ее к дверям амбара, если узнает, что тебя отвезли в больницу. Ты что, хочешь, чтобы врачи узнали о том, что у тебя в груди два сердца? И увидели, как устроены твои кости? Или что у тебя в животе? Дядя Лем, просыпайся немедленно!

Он даже не шевельнулся.

Я сперва испугался по‑настоящему. Дядя Лем опять поставил меня в безвыходное положение. Вся ответственность за него легла на меня, а я даже не знал, что делать. Ведь я все еще слишком молод для серьезных дел. Настолько, что мое самое раннее воспоминание – это Великий пожар в Лондоне при короле Чарльзе II, помните, ну том самом, с длинными кудрявыми волосами? Впрочем, он действительно выглядел красавчиком.

– Мистер Пью, – сказал я, – нужно заставить вашего малыша снять заклятие. Я не могу позволить, чтобы дядю Лема забрали в больницу, вы же сами знаете это.

– Ну‑ка, мальчуган, добавь еще, – скомандовал Эд Пью с мерзкой улыбкой. – А я поговорю с юным Хогбеном. – Врач посмотрел на нас с изумлением, а Эд Пью добавил: – Отойдем в сторону, Хогбен. Не хочу, чтобы нас подслушивали. А ты, малыш, продолжай действовать!

Желтые и голубые пятна на теле дяди Лема стали еще ярче, и вокруг них появились зеленые кольца. Доктор Браун задохнулся от ужаса. Эд Пью взял меня за руку и отвел в сторону. Когда мы отошли достаточно далеко, он уставился на меня своими крохотными свинячьими глазками и доверительно прошептал:

– Ты ведь знаешь, что мне нужно, Хогбен. Лемюэл все время говорил, что не сделает этого, но ни разу не сказал, что не может сделать. Поэтому мне ясно: любой из вашей семьи может сделать это для меня.

– Что конкретно вы имеете в виду, мистер Пью? – вежливо спросил я.

– Мне нужно, чтобы наш старый благородный род, наше семейное древо не умерло. Я хочу, чтобы в мире всегда жили Пью. Мне нелегко было найти жену, и я знаю, что мальчугану будет еще труднее. У современных женщин недостает вкуса. После того как Лили Лу вознеслась на небо, вряд ли найдется другая женщина, которая согласится выйти замуж за Пью. Поэтому боюсь, что малыш станет последним в нашей династии. А ведь у него такие способности! Если ты сделаешь так, что наша семья не прекратит существования, я заставлю мальчугана снять заклятие с Лемюэля.

– Но ведь если я устрою так, что ваша семья, мистер Пью, никогда не вымрет, – заметил я, – это значит, что вымрут все остальные семьи и в мире останутся одни Пью.

– Ну и что в этом плохого? – усмехнулся Эд Пью. – По моему мнению, наш род ничуть не хуже других, даже сильнее и здоровее. – Он напряг свои здоровенные ручищи и расправил плечи. Ростом Пью‑старший был выше, чем я. – Пройдет время, и Пью заселят всю землю. И ты поможешь нам в этом, молодой человек.

– Нет! – воскликнул я. – Никогда! Даже если бы я знал как…

У въезда в переулок послышался ужасный шум, толпа расступилась, машина «скорой помощи» въехала в переулок и остановилась у обочины рядом с дядей Лемом. Из дверей выскочили два парня в белых халатах с чем‑то вроде тюфяка на двух палках. Доктор Браун встал, и на его лице было написано облегчение.

– Боялся, что вы так и не приедете, – заметил он. – Думаю, этого мужчину нужно поместить в карантин. Одному Богу известно, что мы обнаружим, когда проведем первые анализы. Ну‑ка дайте мне мою сумку. Мне нужен стетоскоп. У больного что‑то странное с сердцем.

Говоря по правде, мое сердце провалилось прямо в ботинки. Нам конец, подумал я, всему роду Хогбенов. Едва врачи узнают о нас, нам не останется ни минуты покоя до самой смерти. У нас будет личной жизни и спокойствия меньше, чем у кукурузного початка.

Эд Пью наблюдал за мной с насмешливой улыбкой на бледном одутловатом лице.

– Что, забеспокоился? – спросил он. – Должен сказать, у тебя есть для этого все основания. Знаю я вас, Хогбенов. Дьявольское семя каждый из вас. Вот отвезут его в больницу и мало ли что обнаружат. Быть колдунами, наверно, противозаконно. У тебя осталось с полминуты, чтобы принять решение, юный Хогбен. Что ты теперь скажешь?

Что я мог ему сказать? Ведь я не мог обещать сделать то, что было ему нужно, правда? Отдать весь мир во власть безобразных Пью, овладевших могущественным колдовством. Мы, Хогбены, жили очень долго. У нас были очень важные планы на будущее к тому времени, когда все остальные люди догонят нас. Но если к этому моменту мир будет населен одними Пью, вряд ли стоит осуществлять их. Так что я не мог согласиться. Но я не мог и отказаться. В этом случае дяде Лему конец. Так что мне стало ясно, что мы, Хогбены, обречены независимо от того, какое решение я приму.

У меня был только один выход. Я глубоко вздохнул, закрыл глаза и громко крикнул – в уме, разумеется:

– Дедуля!

– Что случилось, мой мальчик? – услышал я глубокий громкий голос внутри своего мозга.

Могло показаться, что дедуля все время был где‑то рядом, ожидая, что его позовут. На самом деле он находился в сотнях миль от меня и крепко спал. Но когда один из Хогбенов зовет на помощь таким голосом, как позвал я, он имеет все основания рассчитывать на немедленный ответ. И дедуля отозвался.

В любое другое время дедуля тянул бы резину минут пятнадцать, задавая вопросы и не прислушиваясь к ответам, причем прибегая к самым разным старомодным диалектам, которые он освоил на протяжении бесчисленных лет. Но сейчас дедуля понял, что дело серьезно.

– Что случилось, мой мальчик? – было все, что он спросил.

Я распахнул свой ум перед ним, подобно школьной тетради. У нас не оставалось времени на вопросы и ответы. Доктор уже достал свой аппарат и приготовился слушать, насколько несогласованно бьются два сердца дяди Лема. Как только он выслушает его, для нас, Хогбенов, наступят трудные времена.

– Если только ты не разрешишь мне убить их, дедуля, – добавил я. К этому моменту я знал, что дедуля уже ознакомился с создавшимся положением.

Казалось, что наступила ужасно долгая тишина. Доктор держал в руках инструмент и вставлял длинные черные трубки в уши. Эд Пью следил за мной, словно ястреб. Малыш стоял рядом, готовый врезать любому, кто ему не понравится. Я надеялся, что он выберет меня. Мне удалось разработать способ отбросить заклятие обратно в его отвратительную морду, и, вполне вероятно, это могло прикончить его прямо на месте.

Я услышал у себя в мозгу вздох дедули.

– Мы в безвыходном положении, Сонк, – сказал он. Помню, как меня удивило то, что дедуля может говорить на обычном английском языке – если ему этого хочется, конечно. – Скажи Эду Пью, что мы согласны.

– Но, дедуля… – начал я.

– Делай, как тебе говорят! – Он произнес эти слова с такой твердостью, что у меня заболела голова. – Быстро, Сонк! Передай Пью, что мы сделаем, как он хочет.

Я не решился возражать. И все‑таки на этот раз я едва не пренебрег мнением дедули и подумал ему в ответ: «Если ты настаиваешь, дедуля, я так и сделаю, но я не согласен с тобой. Если уж у нас нет выхода, то лучше запереть весь этот яд внутри Пью‑младшего, чем рассеять его по всему миру». Но вслух я произнес:

– Хорошо, мистер Пью. Мы сдаемся. Только побыстрее снимите заклятие. Иначе будет поздно.