Прыжок пумы

Протянув коробку, он переминался с ноги на ногу, пока она снимала крышку.

– Это так… Не то чтобы очень хорошо вышло, – сказал он, когда она уставилась на маленькую пуму, которую он вырезал из гикори[1]. – Я не смог правильно изобразить морду и…

Он прервался, ошеломленный и смущенный, когда она обняла его.

– Она прекрасна! Я всегда буду хранить ее. Подожди! – Приплясывая, она бросилась в дом.

– Это хороший подарок, Купер. – Дженна внимательно посмотрела на него. – Пума теперь принадлежит ей, она получила ее благодаря тебе и никак иначе. Значит, часть тебя всегда теперь будет с ней.

Лил выскочила из дома и остановилась перед Купом.

– Это мое главное сокровище – то есть было им до пумы. Бери. Это старинная монета, – сказала она, протягивая ему маленький кружочек. – Мы нашли ее прошлой весной, когда копали новый сад. Она старая, кто‑нибудь выронил ее из кармана, наверное, давным‑давно. Она вся обтрепалась, так что рисунок почти не видно.

Купер взял серебряный диск, настолько потертый, что на нем едва можно было различить изображение женщины.

– Это круто.

– Это на удачу. Это… как это называется, мама?

– Талисман, – подсказала Дженна.

– Талисман, – повторила Лил. – На удачу.

– Нам пора. – Сэм похлопал Купера по плечу. – До Рапид‑Сити ехать долго.

– Счастливого пути, мистер Нью‑Йорк.

– Я напишу, – отозвалась Лил. – Но только ты должен написать ответ.

– Обязательно. – Сжимая монету, Куп сел в машину. Он смотрел через заднее стекло сколько мог, смотрел, как людской островок перед старым домом уменьшается и исчезает.

Он не плакал. На секундочку, ему ведь было уже почти двенадцать лет. Но он сжимал старую серебряную монету в руке всю дорогу до Рапид‑Сити.

Черные холмы

Июнь 1997 года

Лил вела свою лошадь по тропе сквозь утренний туман. Прежде чем начать подъем вверх, они прошли через высокую траву, пересекли сверкающие воды узкого ручья, где скрывались спутанные лианы ядовитого плюща. В воздухе пахло хвоей, водой и травой, а свет мерцал нежностью рассвета.

Птицы заливались и щебетали. Лил слышала заунывную песню горного синего дрозда, хриплое чириканье соснового чижа в полете, раздраженное предупреждение пиньонской сойки.

Казалось, лес вокруг ожил, взбудораженный потоками и косыми лучами туманного света, пробивающимися сквозь полог деревьев.

Не было места в мире, которое манило бы ее сильнее.

Она обнаруживала следы, обычно оленьи или лосиные, и фиксировала факт их нахождения записями на диктофон, лежащий в кармане куртки. До этого она находила следы бизонов и, конечно, многочисленные следы отцовского стада.

Но в этом трехдневном путешествии, которое она себе устроила, ей до сих пор так и не удалось выследить кошку.

Лил слышала ее зов накануне вечером. Крик прорвался сквозь тьму, сквозь звезды и лунный свет.

«Я здесь», – говорила она.

Пока лошадь взбиралась наверх, Лил всматривалась в близлежащие кустарники, прислушивалась к птичьим крикам, разносящимся в кронах сосен. Из зарослей душистой вишни выскочила рыжая белка, пронеслась по земле и вскарабкалась по сосновому стволу. Взглянув в небо, Лил заметила ястреба, совершавшего утренний облет.

Именно из‑за этого, а также из‑за величественных видов, открывающихся с вершин скал, и высоченных водопадов, низвергающихся в каньоны, она считала Черные холмы священной землей.

Лил была убеждена: если здесь не почувствовать магию, ее не найти нигде.

Достаточно было просто находиться здесь, иметь в распоряжении время, разведывать, изучать. Скоро она окажется в учебной аудитории, станет первокурсницей (боже!), очутится вдали от всего, что ей так хорошо знакомо. И хотя она горела жаждой знаний, ничто не могло заменить виды, звуки, запахи дома.

В течение многих лет ей время от времени попадалась на глаза пума – но Лил считала, что это были разные особи. Очень маловероятно, что это та самая пума, которую они с Купом заметили тем летом восемь лет назад. Она видела дикую кошку то прячущейся в ветвях дерева, то прыгающей по скале, а однажды, когда она ехала с отцом верхом, сопровождая стадо, заметила в полевой бинокль, как пума завалила молодого лося.

За всю свою жизнь Лил никогда не встречала ничего более мощного и настоящего.

Но ее интересовала и растительность. Звездчатые незабудки, нежный ирис Скалистых гор, солнечный свет желтого донника. В конце концов, это тоже была часть окружающей среды, звено пищевой цепи. Кролик, олень, лось ели травы, листья, ягоды и почки, а серый волк и представители семейства кошачьих питались кроликами, оленями и лосями.

Рыжая белка может стать обедом для кружащего ястреба.

Тропа выровнялась, и глазам Лил открылся луг – пышный, зеленый, усыпанный полевыми цветами. Здесь паслось небольшое стадо бизонов, и она включила в свой список быка, четырех коров и двух телят.

Один из телят нырял в траву, утопал в ней – и снова поднимался над лугом с головой, усыпанной цветами и травой. Улыбаясь, Лил решила ненадолго прервать свой маршрут, чтобы достать фотоаппарат и сделать пару снимков для коллекции.

Этому теленку пошла бы кличка Тусовщик. Так она и озаглавит фотку.

У нее возникла идея отправить портрет теленка и еще пару снимков, сделанных на тропе, Купу. Он говорил, что собирается приехать этим летом. Но так ничего и не ответил на письмо, которое она отправила три недели назад.

Впрочем, он был не так пунктуален с электронной перепиской, как она. Особенно с тех пор, как начал встречаться с той студенткой из своего колледжа.

«Сиси», – подумала Лил, закатив глаза. Дурацкое имя. Она знала, что Куп спит с ней. Он не говорил об этом, более того, чертовски аккуратно избегал этой темы. Но Лил не так глупа. Она была уверена – или почти уверена, – что он спал и с той девчонкой, с которой тусил в старших классах школы.

Зоуи.

Боже, куда делись нормальные имена?

[1] Гикори (кария) – разновидность орехового дерева.