Пучок полыни

Месяц назад.

Князь Южной Пании сидел за дубовым столом и читал письмо, которое ему передал гонец. Посыльный стоял возле дверей и ждал указаний князя.

После прочтения лицо пана Сигизмунда озарила довольная улыбка.

– Передай своему хозяину, что я согласен. Ступай.

Гонец в одежде степных кочевнико, поклонился и удалился. Его глаза, узкие и темные, не выражали ничего, кроме покорности.

– Вот теперь я точно заполучу эти земли, – промолвил князь, поглаживая рукоять своего меча. Меч был старше его, и на клинке виднелись следы многих битв. Когда в дверь вошёл его верный слуга Себастьян, Сигизмунд отложил письмо.

– Хорошие новости, мой господин?

– Очень хорошие Себастьян. Хан Тугой предлагает союз и помощь в войне с братьями.

– Но Хан не будет просто так предлагать дружбу и союз. Он хитрый, двуличный и мстительный. Он никогда и ничего не будет делать, если не видит своей выгоды. Вы уверены, что стоит соглашаться на его союз.

– Ты прав, мой друг, он выдвинул условие, – развалившись в кресле, отвечал Сигизмунд.

– Условие? Пан Сигизмунд, вы так легко говорите об этом, значит, оно разрешимо? – Заинтересовано спросил слуга.

– Через месяц состоится свадьба дочери пана Владислава с сыном пана Анджея. Пан Сигизмунд потягивал вишневый ликер, разглядывая Себастьяна через полумрак кабинета.

– Да. Но вам – то это зачем, пан Сигизмунд? – Ничего не понимая, спросил Себастьян. Его глаза выражали неподдельное замешательство.

– А затем, что условие Хана в том, что я должен похитить и передать ему невесту.

Себастьян отшатнулся, словно его ударили. Лицо его исказилось от удивления. Пан Сигизмунд, напротив, казался совершенно невозмутимым, даже довольным.

– Теперь я понимаю, почему вы улыбаетесь. Хан Тугой был безумно влюблён в мать невесты, а она ему отказала. Теперь хан желает ее дочь. Месть, затянувшаяся на годы.

– Да, Себастьян. И мы поможем ему ее заполучить. Найди мне наемника, которому можно было доверить это дело.

– Есть у меня один русин на примете. Богатырь Ладомир, отважный малый.

– Русин? Не доверяю я им.

– Поверьте, пан, Ладомиру можно доверять. Он сделает все так, как надо. Вы должны помнить его. Он сын вашей пленницы.

– Позови его, хочу глянуть на этого русина.

Себастьян махнул головой в знак согласия и удалился.

…………

Пани Марыся сидела на коне, который шёл размеренным шагом по лесной тропе. Широкоплечий мужчина крепко удерживал пленницу, дыша ей в затылок. Запах, исходящий от разбойника одновременно пугал девушку и тут же успокаивал. Запах кожи, костра и какой‑то дикой травы, неведомой Марысе. Сердце Марыси, словно птичка билась о клетку в порыве вырваться и упорхнуть, но одновременно с этим, где‑ то глубоко в душе она чувствовала спокойствие и благодать рядом с этим человеком.

Уже третий день она была в его власти. Три дня молчания, лишь изредка грубые команды, оброненные хриплым голосом.

Разбойники, проехав более десяти вёрст, остановились на ночлег. Солнце медленно пряталось за верхушки деревьев, на лес опускался сумрак.

Спешившись, главный разбойник взял за талию молодую девушку, и снял ее с седла. Ноги Марыси сразу почувствовали мягкую и прохладную траву. Оглядевшись, пани не увидела ничего, что привлекло бы ее внимание. Деревья, кустарники и огромные кусты черники с крупными и сочными ягодами.

– Повернись спиной, – скомандовал главарь, и завязал девушке руки.

– Боишься, что убегу, – вызывающим тоном ответила Марыся.

– Я? – Ответил девушке разбойник, – ничего не боюсь. Это для твоего же спокойствия и безопасности.

– Очень интересно, и как же я смогу себе навредить с завязанными руками?

– Ты слишком много говоришь, – грубо ответил разбойник и толкнул пани так, что, не удержавшись на ногах, девушка присела на траву.

– Я пани, мне нельзя сидеть на земле, – возмутилась Марыся.

Разбойник одарил Марысю улыбкой во весь рот и крикнул своему сотоварищу.

– Вацлав, принеси веток, пани сетует, что негоже даме на земле сидеть.

Услышав приказ, Вацлав, смеясь, направился к ближайшей ели, чтобы нарвать веток для пани.

Отряд разбойников состоял из семи человек, включая угрюмого главаря.

После остановки для ночлега под сенью древних елей, каждый занялся своим делом. Сумрак сгущался быстро, и голод точил желудки.

Кто‑ то ушёл вглубь леса, чтобы подстрелить из лука зайца или глухаря, другие разжигали костёр и готовили лежанки для ночлега.

Солнце село быстро, и лес сразу погрузился во тьму. Пожарив на костре двух зайцев, разбойники легли на сваленные еловые ветки и захрапели. Языки костра озаряли ночную мглу своим огненным светом. Искры, словно маленькие яркие звездочки, летели вверх, дрова в костре потрескивали. Ночную тишину нарушал лишь редкий возглас ночной птицы‑ совы, сидевшей на высокой осине и поглядывавшей на странных людей, собравшихся этой ночью возле костра.

Главарь сидел возле девушки, повернувшись к костру, ножичком вырезал фигурку зверя. Марыся, полулежала на ветках и наблюдала за разбойником. Ее светлые волосы растрепались, смешались с сухой травой. Костер потрескивал, разбрасывая искры в темное небо. Ночь выдалась на удивление тихой, даже сверчки притихли, словно боялись нарушить хрупкое равновесие.

– Меня Марысей зовут, а тебя, – начала разговор с похитителем девушка.

Разбойник даже бровью не повёл на слова пани и продолжил свою работу.

– Ты слышишь? – Марыся села возле разбойника. – Или ты не обучен с дамами разговаривать?

Разбойник посмотрел на Марысю, отвернулся и вновь занялся своим делом.

Пани, видя, что ее не воспринимают всерьёз, пнула ногой по ноге разбойника. От неожиданного поступка девушки у главаря даже нож выпал.

– Тебе и ноги завязать? – Подняв нож, обратился главарь разбойников к девушке.

– Я спросила, как тебя зовут, а ты меня игнорируешь, будто меня не существует. Или твоё имя тайна?

– Ты есть или пить хочешь? – Не называя своё имя, спросил разбойник.

– Нет, – коротко и разочарованно, что не смогла разговорить главаря, ответила Марыся.

Разбойник ни на секунду не отрывался от своего занятия, но это бы лишь вид, он внимательно следил за девушкой. Никогда в жизни он не видел такой красоты. А глаза! Он просто утонул в них. Они сияли, словно два лазурита, обрамленные темными ресницами и в их глубине плескался страх, смешанный с любопытством.