Путь палача

Во‑вторых, она преподавала мне то, что мне нужно было знать на разном этапе жизни. Так, изначально я учился, конечно же, писать. И писать достаточно хорошо, а не «лишь бы что‑то было». На втором месте стояло, неудивительно, чтение. Я учился читать вслух и про себя. И вскоре начал делать это быстро. Тут же была история – настолько поверхностная, насколько я мог воспринимать информацию. Поначалу мне думалось, что это слишком скучно, но дальше становилось все интереснее. Мама доставала фигурки бойцов, маленьких, таких же, как мои малюсенькие пальцы, расставляла их на полу (их было так много, что не пересчитать), и с помощью них демонстрировала различные войны или другие важные исторические события. Такие показательные уроки нравились мне больше всего. Часто потом я сам доставал фигурки, создавал собственные битвы и даже продумывал стратегии.

Я изучал мир животных – особенно тех, что обитали в нашем регионе, чтобы знать, как себя вести при встрече с ними. Я познавал первичные особенности своего организма. Постепенно мама объясняла мне различия между женскими и мужскими телами. Таким образом, я получал достаточно хорошее половое воспитание, что уже лет в 10 мог спокойно говорить о сексе, не стыдясь этого.

В‑третьих, чуть позже, я мог самостоятельно выбирать именно те дисциплины, которые, как мне казалось, пригодятся в будущем. Поэтому мама очень бережно относилась к моему мнению – так, словно это было нечто хрупкое.

Я понял, что я – не просто частичка общества. Я понимал, что являюсь полноценным человеком, независящим от мнения других людей, полностью погруженный в собственные заботы, самосовершенствование, саморазвитие и прямое движение вперёд.

Правда, я не знал, куда именно я шёл. Я просто чувствовал это. Но теперь точно уверен: об этом знала моя мама. С самого начала, ещё до того, как я родился, она всё прочитала, продумала, выяснила. У неё действительно имелась невероятная сообразительность. Такая, что она смогла предугадать моё рождение. Потом – продумать, как именно она будет воспитывать своего единственного сына, оберегать его, подводить главному.

И её кристальное продумывание до самых мелочей оказалось невероятным. Потому что в итоге всё стало таким, как она и планировала очень‑очень давно.

Только я это понял слишком поздно.

 

7 глава

 

Легкая волна слухов проходит по башне Тасмагонии. Её горьковатый запах впивается в ноздри, словно клещ. Поэтому с момента дуновения я уже едва ли сомневаюсь в услышанном: предатели есть. Их нужно только поймать. По всем этажам – по всем устам, рукам, глазам продвигается это новость, возникшая из ниоткуда. Ведь как берутся слухи? Кто их создаёт? Не может же загореться дом, если не перегорела проводка. Или, если кто‑то намеренно не поджёг его. Если есть ситуация, значит, за ней стоит причина. Потому что ровно от неё исходит следствие. Это логично. Причинно‑следственная связь.

Сначала волна захлестывает первые этажи, затем идет выше и выше, но с каждым этажом её действие ослабевает. До последнего она едва ли доходит, но – запах. Он горький, пугающий – я точно его знаю. И ни на секунду не сомневаюсь, что рядом со мной ходят предатели Чёрной партии, и теперь их ничто не спасет на смертном одре.

«Они совершили это… Аллен их не простит».

Чтобы собраться с мыслями, я намечаю себе задачу проследить за всеми членами совета и выяснить за ними изменения поведения.

Дэниэл Старк. Когда я захожу в его кабинет, он встречает меня задумчивым взглядом. Этот молодой человек всегда доброжелательно относится ко мне, хотя и не подозревает, с чем связана моя деятельность. Сегодня он выглядит еще более мечтательным. Я сразу понимаю, что если не сегодня, то в другой день он обязательно возглавит революционную группировку. Но слух о предательстве в данный момент его не касается. Мысль покоится рядом, но еще не дошла до него.

– Президент в своем кабинете? – спрашивает меня Дэниэл, лишь слегка улыбнувшись. Я киваю, бросая на стол ему стопку бумаг. Он тоже сидит в запыленном кабинете, лишь делая вид, что работает с документами. На самом деле, глава страны тоже возложил на него какую‑то миссию, о которой мне пока что, к сожалению, неизвестно.

«Как дела на рабочем месте?» – спрашиваю я жестами. Мгновенно анализируя, Старк осторожно отвечает:

– Всё в норме, но сегодня стало напряженнее: то и дело говорят о предательстве… думаю зайти к Президенту, спросить, известно ли ему что‑то об этом?

«Хочешь отвести подозрения от себя?» – и игриво моя бровь скачет вверх. Я усмехаюсь.

– Было бы что скрывать, – разводит он руками. – сомневаешься в моей преданности?

Я мотаю отрицательно головой и скоро выхожу из кабинета. В самом деле, истинно преданных в башне Тасмагонии по пальцам пересчитать. Все остальные – жертвы своего страха, потому что Президент абсолютный манипулятор и гипнотизер. Ему всегда хочется беспрекословно верить и подчиняться. Подчиняюсь ли я ему? Несомненно. Боюсь ли я его? Едва ли. Мной управляют деньги. Только ради них я состою на этой должности. Из‑за денег я решился на мерзкую работу. Однако я не искренен с вами. Деньги – не первое, за что я беспокоюсь.

Итан Оруэлл, работающий на третьем этаже в отделе программистов, встречается мне сегодня на последнем – 26‑ом этаже, ходит из одного кабинета в другой. Он выглядит нервно, скрывает это за веселым, шутливым настроением. Я подхожу к нему, и он тут же обращает на меня внимание.

Он знает, кем являюсь я.

Я читаю это по его беспокойному всплеску в глазах, как только я появляюсь в поле его зрения. Дёргается его вена на правом виске, а затем лицо моментально разглаживается, и возникает неестественная улыбка:

– Коллега, – весело обращается он ко мне. – есть проблемы с техникой?

Он указывает на чемодан со своими инструментами, и все в коридоре оборачиваются на нас многозначительными взглядами. У меня нет проблем с компьютером, но я киваю головой, и мы проходим в мой кабинет. Лишь только закрывается дверь, Итан вздрагивает. Он подходит к ноутбуку, ставит ладони на стол так, что вены на кистях вздуваются, а затем он спрашивает:

– Ну? Показывай, что не так.

Совершенно бесшумно оказываюсь рядом с техникой и указываю на мышь. Оруэлл начинает копошиться с ней, взаимодействовать с компьютером и, видимо, чувствуя, что я не собираюсь отходить, как бы под нос разговаривает:

– Да вот решил сегодня заняться налаживанием техники. Сам понимаешь, времена нелегкие. А без компьютеров сейчас куда? У каждого он должен исправно работать…

Ещё вчера я видел его, и он вел себя совершенно иначе. Он даже никогда не здоровается со мной, что уж говорить о том, чтобы предложить помощь. Всегда поведение Итана Оруэлла холодное и беспристрастное. Сегодня же – его будто подменили. Пока я стою рядом и действую ему на нервы своим присутствием, его уши несколько раз загораются, а потом бледнеют.

Совершенно точно: первый вычислен.

Когда Итан Оруэлл догадывается, что дело в отсутствии батареек в мышке, я делаю страдальческий вид, что забыл об этом. На самом же деле я всегда их почему‑то вынимаю прежде, чем выйти из кабинета, и прячу в выдвижной шкаф.