Пятнадцать поцелуев
– Тебе я, конечно, не конкурент, – оглядывая мою фигуру, по‑доброму усмехнулся он.
– Да ладно. Признайся честно, сколько итальянок сломали себе шею, оглядываясь на тебя?
Теперь настал черёд рассмеяться ему.
– Ты же знаешь, мама строго блюдит за мной, чтобы я и в мыслях не изменял той, кого они мне уже подобрали.
– Даже у меня всё не так деспотично.
– У тебя кто‑то появился? – тут же удивлённо приподнял он бровь.
Как в воду смотрел!
– Нет, но ты же понимаешь, что однажды нам придётся их разочаровать…
– Ну‑у‑у… Боюсь, это может быть скоро, потому что мои уже намекают на свадьбу.
– При том, что у нас даже не было ни одного свидания, не считая всех этих встреч на официальных мероприятиях, – подхватила я.
– Если ты хочешь… – лишь начал он, но я перебила.
– Глеб!
– Я просто проверил, – тут же со смехом он поднял вверх руки, признавая своё поражение.
– Не обижайся, ты хороший парень, просто не мой типаж. Если найдёшь кого‑то первым, я не обижусь.
– Фух, – выдохнул он с театральной гримасой.
– Уже нашёл? – по‑своему истолковала я его реакцию, затаив дыхание. Это облегчило бы мою совесть.
– Нет, но ты же понимаешь, что однажды нам придётся их разочаровать… – повторил он за мной.
Вообще‑то, в школе Глеб мечтал стать актёром и участвовал во всех школьных постановках. Но родители, естественно, были против, поэтому теперь он работает в банке и, кажется, ничуть об этом не жалеет. По крайней мере, не показывает вида. А вот задатки актёра остались…
– Мне кажется, мы заходим на второй круг.
Мы опять посмеялись, а потом началась официальная часть, и можно было ненадолго умолкнуть.
Меня хватило на пару минут. А после я стала переписываться с Алёной и Сашей, и вечер стал в два раза лучше.
Домой мы вернулись ближе к полуночи. Отец – изрядно захмелевший, мама – уставшая. Я сразу же скрылась в своей комнате и, осилив всего пару страниц книги, выключила свет. Следующий день обещал стать куда более приятным. Нас ждала встреча с Сашей.
Он ждал меня у метро. Изначально мы собирались в кино, но потом передумали и просто отправились бродить по Москве. Нам было, о чём поболтать.
Единственное, что меня насторожило (уже второй раз!) – ему снова кто‑то позвонил, он снова отошёл на значительное расстояние и отвечал сдержанно и не слишком довольно.
Расспрашивать было неудобно, и я промолчала. Постаралась как‑то отвлечься от гнетущих мыслей и стала вспоминать своё детство. О том, как рисовала картинки, помещала их в самодельные конверты и бросала в почтовые ящики одиноким бабушкам и дедушкам в нашем подъезде (тогда мы жили куда скромнее).
А ещё в детстве у меня была гувернантка, но вовсе не добрая старушка Арина Родионовна или строгая, но справедливая Мэри Поппинс. Скорее, она была похожа на Фрекен Бок. Довольно грузная, с сердитым выражением лица и бескомпромиссным способом воспитания. Она умело играла «милую старушку» перед моими родителями, но как только за ними закрывалась дверь, я должна была ходить на цыпочках, не требовать есть, пока не дадут и тихо сидеть со своими игрушками. Она же могла подолгу болтать по телефону или смотреть сериалы по телевизору.
– Звучит как фильм ужасов, – посочувствовал Саша. – И ты не жаловалась родителям?
– Жаловалась, конечно. Они не верили. Перед ними она ведь играла другую роль. Думали, я просто обиделась на неё за то, что не скупает мне все игрушки, которые требую. Она им так сказала.
– И сколько так длилось?
– Около года. Нет, чуть поменьше, месяцев восемь. Я точно не помню, мне было четыре года. Но однажды отец пришёл раньше с работы за какими‑то своими бумагами и застал весьма живописную картину: я сижу в одиночестве и рыдаю в одной комнате, гувернантка, которая должна была мной заниматься – в другой, общается по телефону. В общем, был скандал, и больше я её, к счастью, не видела. Потом пришла другая тётечка, помоложе. Учила меня рисовать. Но через год у неё родился внук, и она уехала. Потом была третья – где‑то полгода. А потом я пошла в школу и стала самостоятельной.
Ну, точнее, меня возил водитель, на дом приходила репетитор – с ней я учила второй язык, а ещё была няня, которая кормила меня и всюду сопровождала. Но об этом я Саше уже не сказала.
– В общем, как‑то так. А какими увлекательными историями можешь похвастаться ты? – сощурив хитрый взгляд, взглянула на парня.
– М‑м‑м, дай‑ка подумать… По семейному преданию, был у нас когда‑то прадедушка, который поругался на рынке с цыганкой, и та его прокляла. Само собой, никакой цыганки не было, а прадедушка был милейшим человеком, не обидевшим за свою жизнь даже мухи, но всё‑таки приятно, когда есть на кого свалить вину, если что‑то идёт не так. А у нас вечно всё идёт не так. Почему‑то я постоянно оказываюсь в неподходящее время в неподходящем месте.
– Ну, один раз точно повезло, – как бы между прочим заметила я. – Например, когда ты пришёл на квартирник к Алёне и случайным образом встретился с девушкой…
– А‑а, такой, рыженькой, – подыграл он.
– Ну да, у неё русые волосы с рыжеватым оттенком. И, зовут, кажется, на букву «В».
– Точно! Ну, однажды должно же было повезти кому‑то в моём роде. Я счастливчик.
Мы засмеялись, а потом возникла неловкая пауза. Он как будто хотел меня поцеловать – мы даже идти стали медленнее, – но не решился.
– Расскажи про свою семью, – попросила я, не выдерживая. – У тебя есть братья или сёстры?
– Нет, я один.
– А хотелось когда‑нибудь?
– Да, от брата я бы не отказался. А у тебя есть?
– Никого, – грустно вздохнула я. – Мне бы очень хотелось. И сестру, и брата. Я даже имена им придумала в детстве. Ну, я же не знала, кто это будет – сестра или брат, но очень надеялась, что он появится. Должен был появиться. Но родители решили по‑другому. В общем, мама сделала аборт. Мне было восемь лет и, кажется, я переживала по этому поводу больше всех.
Задерживаться на грустной ноте мне не хотелось, и я постаралась скорее продолжить беседу:
– А кем работают твои родители?
По непонятной причине Саша молчал.
Я взглянула на него, не зная, чем вызвана эта заминка. Может, задумался и не услышал?
– Не знаю, как тебе сказать, – наконец начал он, кажется, продумывая наперёд каждое слово. – Я не могу так просто ответить на твой вопрос. Придётся начинать издалека. И это совсем не простая история.
Я смотрела на него, словно давая согласие на то, чтобы слушать. У него просто не было выбора.