Пятнадцать поцелуев
– Нет.
– Попробуй. Может, понравится.
– Ну да, понравится: купи шесть штук и собери собаку.
Саша прыснул.
– Да ладно тебе! Просто попробуй. Две шаурмы, пожалуйста, – обратился он к продавцу.
– Не‑е‑ет, – застонала я.
К такому жизнь меня не готовила.
– Тебе правда это нравится? – уточнила я, когда мы вышли на улицу, с сомнением глядя на забитый непонятно чем лаваш.
– Ага. Я парень простой, мне незачем менять свои привычки, – сказал он, откусывая знатный кусок, а потом кивнул в мою сторону и с забитым ртом прошепелявил: – Попробуй, тебе тоже понравится. Здесь самую вкусную продают.
– Господи, сколько ж ты её уже отведал?
– Много, – не стал спорить он.
Я набралась мужества, сделала вдох и, стараясь не выглядеть слишком брезгливой, через силу откусила ма‑а‑аленький кусочек.
– Съедобно, – прокомментировал за меня Саша.
Дальше дело пошло ловчее, и шаурму я всё‑таки съела, хотя не скажу, что получила какое‑то колоссальное удовольствие или сделала для себя большое открытие. Это был мой маленький подвиг.
Едва мы двинулись в путь, Саше кто‑то позвонил и он, взглянув на экран, извинился и отошёл на пару шагов.
Я наблюдала за ним. Не из ревности, а из интереса.
Он стал другим. Отвечал отрывисто, совсем не улыбался и, кажется, разговор этот был ему неприятен.
Вернулся он через минуту или полторы, и мы продолжили нашу прогулку, не упоминая об этом. У нас было столько тем, о которых хотелось болтать!
Саша рассказывал о книгах и фильмах, которые смотрел – и делал это так интересно, что я могла в красках себе всё представить. Наш путь как раз пролегал мимо кинотеатра, и мы, остановившись перед яркими афишами, выбрали, на что хотим сходить вместе.
– Завтра? – то ли спросил, то ли постановил парень. – Так у меня будет повод снова тебя увидеть, – и вновь улыбнулся, задержав взгляд на моём лице, так что на мгновение показалось, что он хочет меня поцеловать…
А я не знаю, как бы отреагировала.
Но этого не случилось. Я кивнула, и мы условились о времени – завтра, здесь же, в восемнадцать тридцать.
День был такой длинный и насыщенный, что в вагоне метро я заснула на Сашином плече.
Он разбудил меня.
– Ты выходишь или будешь спать здесь?
– Уже наша станция?
Я не знаю, почему сказала «наша». На самом деле это была моя станция. Но даже несмотря на усталость, я не хотела расставаться.
При этом риск был велик. Шанс, что ту дверь подъезда снова кто‑то случайно откроет для меня, был ничтожно мал, поэтому прощаться нужно было сейчас.
Тем не менее Саша проводил меня до выхода из метро и пошёл назад, пятясь, словно не мог оторвать от меня взгляда. Затем махнул рукой, отвернулся и быстро растворился в толпе. Я лишь успела махнуть ему вслед ромашками.
Заявляться домой с цветами было рискованно, но бросать их казалось кощунственным, поэтому я решила не трусить. Дома была одна мама, которая, заметив цветы у меня в руках, вяло поинтересовалась:
– А это что?
– Цветы.
– Ну, это я вижу, – сказала она с таким презрением, словно я тараканов домой притащила. – От кого?
– Сама купила. У бабушки в переходе.
Мать фыркнула – этого было достаточно, дополнительных комментариев не последовало, и я облегчённо вздохнула.
– Есть будешь?
– Да, что‑нибудь бы перехватила.
– Там Лида приготовила борщ и котлеты. Посмотри в холодильнике.
– Хорошо. Я не спросила, как твоя встреча вчера прошла?
– Ой, да нормально, как она может пройти? Нинка опять жаловалась на своего бывшего – зачем, спрашивается, с ним вертится, если давно уже разошлись? И я понимаю, был бы ещё при деньгах – хоть какой‑то толк!
– А может, у них любовь, – вставила я, отправляясь на кухню.
Вслед донеслась ухмылка.
– Не смеши меня, Вера. Я в твои годы, конечно, тоже в такое верила, но это быстро проходит.
Я включила телевизор. Продолжать разговор расхотелось.
Любви нет у тех, кому она не нужна. Я же встретила Сашу. Он нравится мне, я ему.
– Кстати, забыла тебе сказать, – мама появилась на пороге кухни, запахивая поплотнее свой дорогущий заграничный халат. – Мы завтра вечером идём на партнёрский ужин. Там будет Глеб.
– А можно хоть раз обойтись без меня? – повернулась к ней я, чувствуя раздражение и мигом теряя аппетит.
– Нет, нельзя.
– Я устала от этих ваших вечеринок, где, по сути, совершенно не нужна.
– Это не вечеринка, а официальное мероприятие.
– Мама! У меня были другие планы!
А хоть бы и не было – я терпеть не могу, когда приходится сидеть, уставшей, морально истощённой, да ещё и выдавливать из себя эмоции, держать спину ровно, не замечать косых взглядов.
– Ну, ничего, перенесёшь свои планы, – спокойно отреагировала родительница, наливая себе манговый сок – её любимый, он у нас никогда не переводился.
– Не могу.
– Почему?
Я не ответила.
Тогда мама решила зайти с другого бока. Присела рядом за стол, дотронулась рукой до моей руки – скудные нежности нашей семьи.
– Вера, если тебя что‑то беспокоит, давай поговорим об этом.
– А если я не хочу говорить о том, что меня беспокоит?
– Тогда не удивляйся, что тебя никто не понимает.
– Я и не прошу, чтобы меня понимали. Я хочу, чтобы моё мнение просто уважали.
– Ах вот как? – взъерепенилась мать, вставая и тут же теряя маску хорошей родительницы. – И что же ты понимаешь под уважением?