Рассказы озера Леман
– Да я же правду вам говорю, я не знаю где она!
– Ну, негодяй, ну падла. Ты так, а я тогда вот так!
И об стол была разбита и третья ваза. Рассказывают, что идея посадить на стекло улиток пришла в голову Антонину Дому, когда он увидел, как живая улитка, почему‑то оказавшаяся в ателье, залезла на дожидавшийся обжига кувшин. В детстве Алекс был уверен, что на вазе, стоящей у них в шкафу дома, сидят настоящие улитки. Ему стоило большого труда удержаться и не сделать того, что хотелось: открыть дверцы, вытащить вазу, отковырнуть улиток и выпустить их на волю.
Алекс чувствовал, как помимо его воли из глаз текут слезы. На полу валялись осколки таких дорогих для него вещей. Нет, не вещей, а осколки жизни деда, отца и его самого. И с удивившей его самого злостью он сказал еще раз.
– Не знаю я, где она, и знать не желаю.
После этого он уже мало что помнил. Вернее помнил, что оказался на полу и его начали колошматить ногами. А потом, как сквозь туман, услышал: кто‑то звонит в дверь. Когда он очнулся, было уже темно. Шевелиться было тяжело, каждое движение отдавалось болью во всем теле. Он кое‑как встал. Зажег свет. В комнате был разгром. Пол был весь в осколках разноцветного стекла. «Как панно Тиффани, – пришло на ум сравнение. – Можно собрать все осколки, склеить, и действительно получится удивительная картина». Он наклонился и поднял с пола маленький коричневый комочек. Это была одна из улиток. Она оказалась совсем не поврежденной. «Надо же. Вот и осуществилась моя детская мечта. Остается только пойти и выпустить ее в сад», – подумал Алекс.
И тут он увидел на столе большой лист бумаги. Большими буквами – так, что он смог прочитать даже без очков, – было написано: «Поживи. Пока. И вспомни. За тобой следят, так что не вздумай дергаться. Все равно достанем. Ты уже убедился. Мы так просто не отпускаем. Ни друзей, ни врагов».
«Так, значит они вернутся. Наверное, их звонок спугнул. Это всего лишь отсрочка», – понял Алекс, прочитав записку. С трудом передвигая налитые свинцом ноги, он добрался до кресла и рухнул в него. «Сколько же у меня времени? Я думаю, немного. Дадут очухаться, а завтра возьмутся за меня снова. Да, наверняка завтра. Им же не терпится ее разыскать: боятся, вдруг она кому‑то все расскажет. Нет, им растягивать удовольствие не резон».
И тут он вспомнил надпись на одном старом здании Женжена. На его башне находились солнечные часы. Над ними по‑латыни было написано: «Ultima latet». Алекс часто раздумывал, как лучше перевести эту надпись, и сейчас вдруг понял: она может означать только одно: «Последний час сокрыт от нас». Конечно! Так оно и есть! Тогда становилась понятной и вторая фраза под часами по‑французски: «Il est plus tard que tu le crois»[1]. Прямо про него. Разве он мог предполагать еще несколько месяцев назад, что таков будет конец его жизни. А теперь, когда он знает, уже поздно что‑либо предпринимать. Или не поздно…
С колокольни церкви, находившейся рядом с музеем, донеслись удары. «Так, семь часов. Не так уж много времени осталось. Ночь. Надо собраться с мыслями и решить, что делать». Но мысли собираться не хотели, а разбегались во все стороны. А скорее всего их и не было вовсе. Была лишь боль, тоже разбегавшаяся, растекавшаяся по всему телу – от головы до кончиков пальцев на ногах. «Эх, взять бы и помереть вот сейчас. И все. Какой тогда с меня спрос. Но ведь не помрешь. Они знали, что делали. А вдруг будет еще больнее… Тогда не выдержу. Что же делать?» Алексу показалось, что он отключился лишь на мгновение, но очнулся от того, что на колокольне пробило восемь раз.
Звон… Колокольня… Церковь… Эти три слова вновь и вновь возникали в голове. Он вспомнил сеанс гипноза, в котором когда‑то участвовал. Там, гипнотизер держал в руках металлических шарик, раскачивавшийся на нитке, и заставлял смотреть на него. Так вот. Эти три слова, как тот блестящий шарик, качавшийся туда‑сюда перед глазами, помогли сосредоточиться. Возможно потому, что все три напоминали об одном и том же – об Алеке. Она всегда замолкала, когда слышала звон колоколов. Она говорила, что он ее успокаивает. Объяснила, что последние годы в ее городе почти не звонили колокола. Их разбили. Или, хуже того, сравняли с землей сами церкви. В лучшем случае переделали их под мечети. В этом не было почти ничего странного. Так делали иноверцы всех эпох во время вторжений в города христианской веры. Правда, его слова были слабым утешением для Алеки. Но он и не пытался ее утешать. Сначала он хотел просто ее накормить и дать возможность поспать в нормальных условиях.
И еще было желание защитить ее. Ну, конечно, именно это желание возникло у него тогда на пляже. Наверное, поэтому все так просто и ясно для него теперь. Ведь если его не будет, как они узнают, где Алека? Никак. Он обязан защитить ее. И имя у него такое, что обязывает. Еще дед говорил, что Александр означает «защитник». Так что ничего не поделаешь…
Телефонный шнур бандиты перерезали, дозвониться Франц не сможет. Может начать беспокоиться и приехать сюда узнать, что с ним случилось. Да еще, не дай бог, с Алекой. Как же этому помешать?
Поможет ваза. Ведь у него наверху в спальне осталась еще одна. Та самая «Кошка». Франц, тоже собиравший стекло, всю жизнь восхищался ею. Один раз, после того несчастного случая, когда он руку обжег, Алексу пришлось много потратить на лечение, у него возникли проблемы с деньгами, и он рассказал об этом Францу. Они сидели тогда в маленьком уютном баре в Нанси.
– Послушай, я знаю, ты не захочешь взять у меня деньги просто так. Давай сделаем вот что. Я куплю у тебя твою «Кошку». Я давно все думаю, как предложить тебе это. Готов заплатить любую сумму, – предложил вдруг Франц.
– Ну уж с «Кошкой» я не расстанусь никогда, – категорически отверг его предложение Алекс. – Разве что после смерти. Давай сделаем так. Я завещаю ее тебе.
– Да ты что, я готов заплатить, – пытался возразить Франц.
– Нет, решено. Все равно мои дети в этом ни черта не смыслят. Уж пусть лучше она достанется тебе. Ты‑то хоть понимаешь, чего она стоит. Так что придется тебе теперь ждать моей смерти, – рассмеялся тогда Алекс.
– Хватит, пошутили и довольно, – оборвал его Франц. – Может, я раньше тебя умру. Не настолько ты старше. И вообще, хватит об этом.
Но Алексу страшно понравилась мысль завещать вазу Францу. Может быть, конечно, сказывались три кружки пива, которые он к тому моменту выпил.
– Решено и обжалованию не подлежит. Когда получишь «Кошку», знай, что это мой тебе прощальный привет с того света.
Алекс не сомневался: получив «Кошку», Франц поймет, что с ним произошло. Сейчас он вазу упакует и попросит соседку ее отправить. Она часто для него разные поручения выполняла, так что его просьба удивления не вызовет. А ее кто же заподозрит…
Через час, когда церковный колокол пробил девять раз, все дела были сделаны. Ваза тщательно упакована и отнесена соседке, которая обещала завтра с утра первым делом отправиться на почту и сделать все, как просил сосед.
[1] У тебя меньше времени, чем ты думаешь. (фр.)
