Рассказы озера Леман
А ночью она приходила к нему и ложилась рядом. Расстояние между ними все сокращалось и сокращалось, и вскоре они уже засыпали, тесно прижавшись друг к другу. Но обычно Алекс долго не мог заснуть, но не потому, что испытывал возбуждение, как это случалось раньше, когда он оказывался в постели с женщиной. Нет, просто каждая клеточка его тела от соприкосновения с ее кожей ощущала тепло, негу и, пожалуй, радость. Может ли тело радоваться? Наверное, нет. Возможно, это радовалась его душа, но ощущал он это кожей. Только сейчас он понял смысл выражения, которое всегда казалось ему очень странным: «Avoir quelqu’un dans le peau»[1]. «Интересно, а как же это выражение переводится на русский? – подумал Алекс. – Вроде бы ничего похожего нет. Въелась в кожу? Так не говорят. Есть только что‑то про печенку. По‑моему, въесться в печенку? Но это ведь означает что‑то плохое. Надоел человек, что ли. Надо будет посмотреть в словаре». Подумав, он решил, что переводить французское выражение надо так: запала в душу. Правда, при чем здесь душа? Но чего удивляться. У русских душа всегда при чем. Без нее ни шагу. И не только они сами в это верят, но и других убедили в том же. Не случайно даже иностранцы, говоря о русских, вечно вздыхают: «Ах, эта загадочная русская душа!»
А что же его душа? Она была полна нежности и счастья. Алекс и не помнил, когда еще он был так счастлив, как в эти минуты, слагавшиеся в часы, в дни, в недели. Вновь и вновь он пытался понять, а был ли он когда‑либо счастлив с женщиной? И не мог ответить утвердительно на этот вопрос. Алекс точно знал, что был счастлив, когда работал. Он даже не воспринимал это как работу. Сам процесс создания ваз всегда делал его счастливым. Как это ни банально звучит, он жил работой. Хотя почему банально. Не так уж много людей могут похвастаться тем, что живут на работе, а не пережидают часы, которые вынуждены там проводить. Да, это редкость и большое счастье. И, наверное, справедливо, что у него не было другого – счастья любить и быть любимым. Слишком много было бы для одного. А что же с ним происходит сейчас? Разве он любит Алеку или она его? С Алекой все понятно. Она просто устала от нелюбви, страха, несчастий, чуть‑чуть успокоилась и пригрелась около него. Что же нашел в ней он? Разве это можно объяснить? Скорее всего нет. А если попытаться? Какая‑то химия. Последнее время об этом много писали. О притяжении и отталкивании магнитных полей людей. О совпадении или несовпадении химических компонентов…
Насчет загадок химии он и сам может порассказать немало. Сколько раз бывало, начинаешь окрашивать стекло, сделаешь все по науке, а выходит не стекло, а скучная серая глина. А иногда вдруг случайно добавишь что‑то – и вдруг все ожило, заиграло, засветилось. Сам стоишь и удивляешься – надо же, как здорово получилось!
Наверное, нечто похожее случается и у людей. Вот ведь с Мартой они прожили вместе столько лет, а чуда так и не произошло. Когда‑то он, наверное, любил ее. Наверное… Странно, разве он сомневается в этом? Нет, конечно. Но это было так давно, что осталось только в памяти ума, но не в памяти сердца. Его пленило в ней то, что в молодости она светилась и переливалась всеми оттенками белого: белокурые волосы, кожа цвета чайной розы, нежная розоватость губ. Даже глаза, будто лишенные зрачков, смотрелись как две огромных отливающих серым жемчужины. Она вся была похожа на стеклянную статуэтку, но сделанную не из хрупкого и прозрачного хрусталя, который ему никогда не нравился, а из матово‑перламутрового стекла Лалика, так восхищавшего его тогда. Но она была и холодна, как это стекло. Их так называемая супружеская жизнь была удовлетворением изредка возникавшей физической потребности и сводилась к пятиминутному сеансу быстрых соприкосновений двух скорее отталкивающих, чем притягивающих друг друга тел. Да и то происходило это раз в месяц, не чаще.
С Алекой все по‑другому. Иногда они лежали, обнявшись, часами. И не спали, а разговаривали о чем‑то. Или просто молчали. Отогревали друг друга. Он – ее замерзшее от невзгод тело и уставшую от несчастий душу. А ей удалось разморозить его сердце. В ней столько тепла и жизненной силы, что небольшая их часть перелилась в его сердце и разбудила его. Конечно, так оно и есть. Ведь в свою работу он вкладывал душу и ум. Но сердце его никогда ничем и никем не было затронуто. Даже дети были ему в общем‑то безразличны. Он умудрился не заметить, как они выросли и разъехались кто куда. Теперь от них лишь приходили открытки на Рождество и Пасху.
Он очень удивился, когда однажды понял, что она пробудила не только его сердце. Почувствовал себя страшно неловко и резко отодвинулся. Побоялся испугать и оттолкнуть ее. Но Алека уже догадалась, что произошло, прижалась к нему и начала ласкать его. Он пытался остановить ее, но она просто закрыла его рот поцелуем. Первый поцелуй в его жизни, от которого так сладко напряглось все тело и закружилась голова, что уже не хотелось ни о чем думать.
На следующий день она предложила ему поехать в Женеву. Они несколько раз выбирались туда вместе. Но он побоялся растерять в городской толпе и суете то удивительное чувство, которое поселилось в его душе. И потом ему казалось, что он просто светится от радости, и это невозможно не заметить. А в его возрасте такое свечение просто неприлично. И еще ему хотелось побыть наедине со своим счастьем, похолить его и полелеять. Вот и отпустил ее одну, правда, очень неохотно…
Вернулась она домой очень скоро, и он сразу же понял: что‑то произошло. Но попытался сделать вид, что не заметил ее необычного возбуждения, и не стал ни о чем расспрашивать. Она сама заговорила об этом.
– Я встретила в городе Анну.
– А кто это?
– Девушка из Косово. Она работает на Зденко и его брата. Раньше – в Париже, а теперь вот в Женеве. Рассказала, что Зденко меня повсюду ищет и страшно зол на меня.
– Ну и что? Что из того, что она тебя встретила? Ты же ей не сказала, где ты живешь?
– Нет, но все равно. Это конец, – на лице Алеки вновь появилось то выражение страха, которое так поразило его тогда на пляже в Таннэ.
– Зачем пугаться раньше времени. Это же твоя знакомая. Разве она плохо к тебе относится? Почему ты считаешь, что Анна расскажет Зденко о тебе?
– Анна всегда меня ненавидела и не скрывала этого. Завидовала тому, что я со Зденко. Она мечтала занять мое место, он ей очень нравился. Так что у нее теперь прямой шанс со мной расквитаться, – от волнения Алека говорила с трудом, и он едва разбирал ее речь.
– Это еще ничего не значит. Ведь она не знает, где ты живешь. Надеюсь, после встречи с этой своей знакомой ты была внимательна? Она за тобой не могла проследить?
– Не знаю…
– А как ты добралась до вокзала? На автобусе?
– Нет, я была недалеко от вокзала, пешком дошла. А что, неправильно?
– Да нет, ничего страшного… А на вокзале ты ее не видела?
– Я не знаю… Как ты не понимаешь, я была так расстроена и напугана, что думала лишь об одном – быстрее добраться домой. Боже мой, какая же я дура! Ты думаешь, она следила за мной?
– Да нет, успокойся. Вряд ли… Это не так просто. Ты бы ее заметила. А потом, для нее главное – это доложить Зденко или его подручным, показать, как она ему предана. А заниматься слежкой – это уж не ее дело.
[1] Буквально: «иметь кого‑либо под кожей». Переводится как «очень любить кого‑либо» (фр.)
