Рассказы озера Леман

Работать после несчастного случая Алексу было сложно. А тут как раз Лотар Нейман позвал его в Женжен. Коллекция стекла, которую он собирал много лет, так разрослась, что ему нужен был помощник. Алекс с ним познакомился, когда тот со своей женой Верой приезжал к ним в мастерские по каким‑то делам. Алекса им представили как лучшего специалиста по многослойному стеклу. Выяснилось, что Нейманы и отца его знали, и о деде наслышаны были. Они и уговорили его сюда в Швейцарию перебраться, им помогать. Позже, когда Лотар умер и Вера в память о муже музей открыла, он в музее начал работать.

Когда же это было? Лет пятнадцать назад. Ему тогда как раз пятьдесят исполнилось. Отпраздновал он свой юбилей в Нанси, а потом они с Мартой все распродали – только коллекцию ваз он сам лично упаковал – и налегке сюда перебрались. Сначала квартиру недалеко от музея снимали. А вскоре и дом купили. Тогда ведь большая семья была. Даже дед с ними в Женжен перебрался. А потом? Дед умер, дети разъехались, а вскоре и Марта умерла. Один он остался, ну и вазы, конечно…

Их еще дед начал собирать. В те времена можно было купить по‑настоящему прекрасные вещи. Ажиотажа никакого не было. А сейчас все с ума посходили: «Ар‑нуво! Ах ты! Ох ты!» Разохались. Деньги какие‑то безумные платят за фальшивки. Бедный Эмиль Галле! Видел бы он, в каком количестве штампуют безликие подделки, на которых ставят его имя!

Сейчас от их коллекции уже мало что и осталось. Большая ее часть в том же музее Нейманов, а кое‑что и в Женеве, в музее Арианы. Когда ему поначалу деньги нужны были – на дом, на обзаведение – он многое продал, особенно Лотару. Наверное, Нейманы и сюда, в Женжен, позвали его работать, надеясь потом уговорить коллекцию продать. Они ведь давно о ней знали. Еще в Нанси приходили смотреть, все восхищались. Так что его коллекция, возможно, тогда помогла ему работу найти.

Алекс не знал, что его коллекции предстоит сыграть еще одну, очень важную, роль в его жизни.

Они пришли через три дня после отъезда Алеки. Ему надо было давно еще одну собаку завести. Помоложе и позлее. От Барди все равно никакого толка нет. Он и молодым‑то был совсем ласковым. Никогда на чужих не лаял. Так, иногда, чтобы лакомство получить. Но Алекс боялся брать еще одну собаку: а вдруг та с кошкой не уживется? Барди с кошкой всегда прекрасно ладили. Кошка – это наследство Марты. После ее смерти Алекс хотел от нее избавиться, отдать кому‑нибудь, но не смог. Уж больно красива. Сибирская порода. Глаза зеленые. Только цвет не желтоватый, как у многих кошек, а салатовый, когда она в хорошем настроении, и цвета морской волны, когда в плохом. А шерсть… Она вообще переливалась всеми цветами радуги. Палевый, бежевый, оранжевый – каких только тонов там нет.

Похожую кошку дед изобразил когда‑то в начале века на вазе, которая сделала ему имя. Ее так и назвали «Кошка». Дед получил за нее одну из высших наград Парижского салона. С чем только ее не сравнивали. Писали, что по тональности она напоминает палитру знаменитой серии Моне «Лондонские туманы». Она действительно переливается всеми цветами радуги, а в центре морда кошки, смотрящей на вас такими вот удивительными зелеными глазами.

Алекс как раз вытирал пыль наверху, в шкафу, где эта ваза стоит, когда раздался звонок в дверь. Он спокойно открыл дверь – дело утром было, соседка должна была зайти по делам. За дверью стояли двое. Вели себя сначала вежливо, Извинились за беспокойство, представились друзьями Алеки, сказали, что хотят с ней поговорить.

– К сожалению, Алеки здесь нет, – стараясь не показать своего волнения, ответил Алекс.

– А где же она?

– Представления не имею. Она человек независимый. Сегодня здесь, завтра там. Пожила у меня и уехала, – он все еще надеялся, что ему удастся отделаться от незваных визитеров.

Но он явно недооценивал приехавших за Алекой. Оттолкнув его, они вошли в дом. Алекс, воспользовавшись тем, что они разошлись по комнатам, проверяя, не прячется ли где‑то Алека, подошел к телефону и набрал номер полиции. Раздались гудки, но потом они резко оборвались. Алекс повернулся и увидел, что один из бандитов перерезал шнур. В это время в гостиную спустился и второй парень.

– Так, значит, не знаешь где она, – процедил сквозь зубы, переходя на «ты», тот, что был постарше и посолиднее. – Ну что же, придется вспомнить. Мы так отсюда не уйдем, не надейся.

Алексу он почему‑то сразу же показался похожим на жирного наглого ворона, как тот, которого он когда‑то увидел во дворе лондонского Тауэра. У него были темные зачесанные назад напомаженные волосы, длинный острый нос, а тело с выпирающим пузом было затянуто в черный облегающий свитер. «Типичный мафиози из плохого американского боевика», – подумал о нем Алекс.

– Ну, что будем с ним делать? – спросил мафиози Ворон, обращаясь к тому, что явно ходил у него в подручных. – Бить? Так он сразу душу богу отдаст. Хиловат, больно.

– А где его жена, дети? – спросил второй. – С ними надо пообщаться… Тогда, небось, сразу заговорит.

– Да у него никого нет. Кому он нужен, пенек гнилой. Поэтому он и змеюку эту пригрел.

Ворон даже не подозревал, насколько близко было то, что он сказал, к истине. «Только еще неизвестно, кто кого больше согревал», – подумал Алекс. И вдруг спазмом сжало сердце: ему померещилось, что этот вот жуткий тип подсматривал за ними. Может быть и ночью. «Да нет, не может быть, – тут же успокоил он себя, – тогда бы они ее сейчас не разыскивали. Господи, о чем я волнуюсь! – удивился он. – Меня сейчас пристукнуть собираются, а я переживаю, видел ли кто, чем мы тут занимались».

– Слушай, давай‑ка его дом спалим, – предложил помощник.

– А что? Неплохая мысль, – одобрил Ворон. – Уж дом‑то тебе дороже какой‑то девки? – не столько спросил, сколько констатировал он, обращаясь к Алексу. – Не захочешь же ты всего своего добра лишиться!

И вот тут Алекс совершил ошибку. Он невольно взглянул в сторону шкафа, стоявшего в гостиной, за стеклами которого переливались, светились, сверкали, истекали красотой остатки коллекции – три вазы. Но какие! Все три – уникальны. Он не смог расстаться с ними, решил, что пока жив, еще на них полюбуется, а уж музею оставит их в дар, по завещанию. Вот этот его взгляд и перехватил Ворон.

– Ах, вот оно что… – ухмыльнулся он. – Мы, оказывается, коллекционеры.

Продолжая издевательски улыбаться, он подошел к шкафу, открыл его дверцы, поцокал языком и взял самую большую. Она была создана в мастерской братьев Дом, у которых осваивал профессию стеклодува отец.

– Ну так как, будем вспоминать, где Алека? – спросил Ворон и небрежно повертел вазу в руках.

У Алекса перехватило горло. Он невольно протянул руки к вазе и шагнул вперед, пытаясь схватить ее. Но тут подручный подставил ему ногу. Алекс упал и, падая, зацепил вазу. Он наблюдал – это было замедленное, как при специальных съемках, – падение вазы: вот она в воздухе, вот, сделав красивую дугу, соприкасается с полом, а вот уже весь пол усеян разноцветной мозаикой. У самого лица он увидел большой кусок стекла, на котором светился, переливался всеми оттенками красного цветок мака.

– Ну что? Вспомнил? Или тебе еще помочь? – раздраженно спросил Ворон и пнул его ботинком в бок. – А ну вставай! Нечего разлеживаться. Будешь говорить?! Ах, так… А ну открой глаза, сволочь! Смотри сюда!

Он взял вторую вазу. Галле. Ее купил еще дед. Она положила начало коллекции и была необыкновенно хороша. Огромная коричневая стрекоза с зелеными вытаращенными глазами как будто присела на минутку отдохнуть. Стрекоза полетела в стену.

– Будешь говорить, ублюдок!? – Ворон явно впадал в раж.