Рейды Ариадны

Трапеза не мешала мне наблюдать за Сенекой. Благородное лицо с высоким лбом не портили глубокие складки. Они не говорили об измождённости, скорее, просто давал знать о себе возраст. Но в глазах таилась печаль. Мог ли он предчувствовать свой конец? Каково это – предполагать, что твой ученик стремится тебя уничтожить? Вспоминал ли он о той торжественной речи, которую сочинил для Нерона к похоронам отравленного Клавдия? Или искренен он был в пасквиле, отомстив умершему императору за прежние немилости? Не желание ли власти сделало его причастным к убийству матери Нерона? А ведь именно она, Агриппина, вернула его из 8‑летней ссылки. Как это – быть консулом, первым советником своего ученика, нового императора; стоять во главе управления огромной империей; слыть великим моралистом, лучшим писателем и философом своего времени – и, понимая, что не справляется с буйным воспитанником, совершающим всё новые безумства, уйти в добровольное изгнание? Одно несомненно – превратности биографии Луций Анней Сенека переносил как настоящий стоик, готовый к любым поворотам судьбы.

В этот момент я прислушалась к очередному высказыванию блестящего оратора.

– Кто сохранил себя, тот ничего не потерял, но многим ли удается сохранить себя?²

 

«Вот что его мучает» – подумалось мне.

 

Мне становилось душно, подкатила дурнота. Я тронула за локоть Розу:

– Пойдём, пора поговорить.

Роза покорно вышла за мной в сад. Чудесное благоухание цветов наполняло сиреневый сумрак. Легкий ветерок нёс прохладу. Мы присели на скамью.

– Роза, нам необходимо вернуться в своё время, – головокружение и не думало отступать. «Слишком много вина» – мелькнула мысль.

– Ариадна, пожалуйста, – девушка молитвенно сложила руки, – ещё хотя бы день!

– Я не понимаю. Ты что, хочешь посмотреть, как он будет резать себе вены?

– Да, ты не понимаешь. Я хочу услышать его последние слова. Современники написали разную чепуху, а я буду знать наверняка. Вот же он, здесь, – запальчиво проговорила Роза.

Среди ветвей платана, над скамьёй, заухал филин. Я вздрогнула. Подняла голову вверх – никого. И в этот момент из‑за ствола дерева вышел человек. Я растерянно оглянулась на Розу, но на скамье было пусто. Что такое? Я перевела взгляд на незнакомца. Кого он мне напоминает? Если б не жёсткое мужское лицо, я бы сказала, что вижу своё отражение. По‑своему он был даже красив. Белая прядь в чёрных волосах падала на высокий лоб. Но в закутанном в чёрный плащ человеке чувствовалась угроза.

– Что, не узнаёшь‑ ш‑шь, – почти прошипел он, наклонившись ко мне. Жёлтые глаза с цилиндрическими зрачками приблизились почти вплотную. Какой‑то древний страх подымался из глубины моего существа, грозя затопить полностью. Я мотнула головой, пытаясь совладать с ним.

– Не помнишь, – удовлетворённо произнёс незнакомец. – Кто стёр тебе память, обладательница метаморфоз, Аритэ‑тумна, сова‑первёртыш? Не помнишь, зачем тебя отправили в этот мир? – он вдруг схватил меня за плечо. – Ты уйдёшь сейчас со мной туда, где тебя давно ждут.

– Нет!!! – крикнула я, пытаясь освободиться от руки, которая стремительно начала покрываться перьями. – Не‑е‑е‑т! Кто ты? – и рванулась, выдираясь из цепких когтей…

 

Глава 3

 

Я с трудом вынырнула из темноты. Роза изо всех сил трясла меня за плечо.

– Что с тобой? Ты кричала. Приснилось что‑то страшное?

Сон? Просто сон? Ну, конечно, жара, вино…

– Ты задремала, я отошла к фонтану. Тебя, наверно, птица напугала?

– Птица?!!

– Я умылась. Поворачиваюсь, а около тебя птица кружит. Темно же, но мне показалось – филин. Я подбежала, он улетел, а ты кричишь.

Я попыталась улыбнуться, губы не слушались:

– Всё в порядке, просто очень болит голова.

Голову, и, правда, словно обруч сдавил. Роза подхватила меня под руку.

– Тебе надо отдохнуть, выспаться, пойдём.

В комнате девушка раскинула на ложе матрас с подушками, заботливо помогла мне улечься и ушла, оставив на столике светильник. Какое‑то время я бездумно смотрела на ровное пламя, глаза закрылись, и я уснула. На этот раз, к счастью, без сновидений.

 

Утро застало меня у зеркала. Отражение говорило мне, что я вполне отдохнула, чувствую себя прекрасно. А ещё – что пора убираться отсюда. Я вгляделась в зеркало – что это? Где медальон? Не веря своим глазам, схватилась рукой за грудь – мой личный портал исчез! Он не мог потеряться! Я закрыла глаза, сосредоточилась. Как этот человек проник в мой сон? Как смог дотянуться из сна до моего медальона? Кто он??? Злость быстро погасила шевелящийся страх. Надо действовать!

Я бросилась к комнате Розы, чуть не сбив с ног рабыню, несущую корзину с фруктами.

– Роза! Вставай! Надо уходить. Я знаю, что браслет ты где‑то спрятала. Мой медальон пропал.

Заспанная мордашка девушки оживилась.

– Так чего торопиться? За нами всё равно через день‑два прибудут твои коллеги. А мы пока приятно проведём время с Сенекой. Я заметила, что он тебе чем‑то не нравится. Почему?

– Сенека, Сенека, – раздражение опять подхватило меня. Да что это со мной? – А ты не заметила, как он относится к женщинам? Он считает нас неразумными существами. А ведь он, несомненно, знает и о Гипатии Александрийской, что изобрела астролябию и руководила школой своего отца‑философа, и о б астрономе Аганис Фессалийской. Я уж молчу о дочери Пифагора – Дамо, тоже, кстати, философе. А Арета из Кирены? Как будто их не существовало. И вообще… приспособленец он. Даже те, кто был рядом с ним, говорили, что он поступает вразрез со своими нравственными понятиями. Проповедует одно, а сам…

– Ты не имеешь права говорить так о нём, – маска юной гетеры слетела с лица Розы, оно стало как будто более взрослым. – Не забывай, в каком времени он живёт. Ты провела здесь всего один день, а я – полгода. И нагляделась, поверь, на двор Нерона. То, что описывают учебники, лишь малая часть того, что происходит на самом деле.

Я промолчала. Она была права. Я не судья, а она не Ливия с Кипра, а учёный с именем, Роза Варт.

– Историк Джон Актон когда‑то сказал: «Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно». Здесь я видела это собственными глазами, – строго произнесла она и добавила, как припечатала. – А Сенека – гений.