Саша, скажи, что мне делать?
Первый год после трагедии Галя жила словно в страшном сне. Вслед за похоронами сына пришлось ехать на похороны к тёте Эле: она и девяти дней не прожила после смерти любимого Саши. Дядя Толя стал пить. Пил и муж. Как‑то раз Галя шла с работы и неожиданно встретила того, другого Бориса, отца Саши. Он улыбнулся, увидев её, спросил, как дела. Галя пожала плечами и ускорила шаг, хотела пройти мимо, но Борька последовал за ней.
– Да ладно тебе, расскажи, как дела, как сама? – не унимался он. – А я вот развёлся. Был женат на Нинке Терёхиной, помнишь, в девятом училась, когда мы школу закончили? Детей так и не нажили, так что свободен теперь как ветер. На заводе работаю. Галь, а может, встретимся как‑нибудь? Или ты всё обижаешься за тот случай?
Галя, наконец, остановилась.
– Нет, Борь, не обижаюсь. От «того случая» у меня родился прекрасный мальчик. Сашка. Добрый, умный, моя гордость.
– Сын? – Борис глупо улыбнулся.
– Да, сын, – посмотрела ему в глаза Галя и выпалила:
– Похоронили недавно, погиб.
Борис округлил глаза:
– Как так?
Но Галя не могла с ним больше разговаривать, побежала прочь. Дома она застала мужа, который приговаривал очередную бутылку водки. Галя пронеслась мимо него в комнату, закрылась и стала рыдать. Рыдала до тех пор, пока не уснула.
Ночью ей приснился Саша. Таким, как она видела его в последний раз: с взъерошенными пепельными волосами, сероглазым, улыбчивым. Он стоял на дороге, придерживая велосипед. Галя вздохнула с облегчением: жив. Она подошла к нему, обняла и стала целовать его бледные щёки.
– Мам, мне уходить надо, – глядя куда‑то вдаль, спокойно сказал сын. – Ты больше не плачь, ладно? Будет у тебя ребёнок вместо меня, вот увидишь. И папе скажи, чтобы не пил, а то со службы прогонят.
Галя схватила его за плечи:
– Не нужен мне больше никто, только ты!
Но Саша превратился в дымку над роковой ухабистой дорогой и исчез. Галя открыла глаза. Она лежала на кровати сына, на столе стояла его фотография. Слёзы снова брызнули из глаз осиротевшей матери, но, вспомнив о Саше, она пошла будить мужа.
– Давай родим ребёнка, – громко сказала Галя, сев перед ним на колени.
Борис спал. От него пахло вчерашним алкоголем.
– Мне Саша этой ночью сказал, что у нас будет сын. Вместо него, понимаешь? Другой сын родится, но это он будет. Борь, давай больше не пить? Давай родим?
Борис открыл глаза, но, видно, плохо разбирал то, что тараторила жена.
– Говоришь, вместо него? Что?
Но Галя, уже раздетая, пыталась его заставить выполнить супружеский долг…
Первая беременность наступила через полгода. А ещё через три месяца Галя оказалась в больнице: плод спасти не удалось. Потом были новые попытки, и новая беременность, и снова больница. И в этот раз они с Борисом уже не верили, что получится, хотя очень хотели. Но Галя доносила до тридцать восьмой недели. Живот рос намного быстрей, чем в первый раз, да и ребёнок был более активный. На одном из последних приёмов у врача Галя осторожно спросила:
– Может быть, у меня двойня?
Врач ещё раз послушала живот и строго посмотрела на пациентку:
– В роду двойни были?
– Нет, – растерянно ответила та, – не припоминаю.
– Ну тогда и успокойтесь, мамаша.
– А если всё‑таки?
– Если родится у вас второй ребенок, значит, это двойня. А по мне – уж поверьте, я пересмотрела сотни таких животов, – крупный мальчик. Наберитесь терпения ещё на три недели.
Но уже через пять дней Галю со схватками привезли в роддом и после осмотра направили в родзал. Роды были тяжёлыми. Наконец команды врачей «Тужься!» и «Давай!» сменил тоненький писк младенца. На часах было 23:40. Галина заплакала и, собрав последние силы, прошептала:
– Дайте мне его! Дайте на него посмотреть…
– На неё! – поправила врач. – У вас девочка! Да ещё и такая красавица!
В ответ мамаша закрыла глаза и заплакала.
– Нет‑нет, это должен был быть мальчик! Я ждала мальчика!
– Мамочка, вы не в себе от счастья! – успокоила её врач. – У вас там ещё один ребёночек и, кажется, тоже девочка, и лежит неправильно. Давайте поработаем!
Но Галя плакала навзрыд и не могла остановиться. Растерянные медики пытались её успокоить, но слова не помогали. Пациентка билась в истерике и проклинала всё и всех на этом свете. Пришлось колоть. Галя начала приходить в себя, но родовая деятельность предательски прекратилась. Она лежала, широко открыв глаза, и тихонько всхлипывала. Так прошло больше часа.
– Ну вот что. Если ты сейчас же не возьмёшь себя в руки и не соберёшься, твой ребёнок погибнет, – злобно фыркнула врач. – Из роддома на кладбище поедешь? Он же жить хочет!
Эти слова отрезвили безутешную мать. Только не туда, не на кладбище! Нет‑нет, надо тужиться, конечно, из последних сил. «Хоть режьте меня, только достаньте живого!» – умоляла она.
Впоследствии Галя ещё не раз задавалась вопросом, откуда тогда взялось столько сил, и мысленно благодарила врачей, которые сделали всё возможное: согнули её так, что та и не представляла, насколько может быть гибкой! Маленький синевато‑красный комочек наконец оказался в руках медиков и еле слышно запищал. Тоже девочка, но теперь Галя плакала уже от счастья – живая… Худая, крохотная, весом в два триста, на полкило легче сестры. Она смотрела матери прямо в глаза и шевелила крохотными пухлыми губками. Галя ревела: «Какая красавица! А я, дура, чуть не потеряла тебя». Врач глянула на часы: «Ровно час ночи. И это уже март!» А уже с двух ночи под окнами раздавалось пьяное: «Ура! Две дочки! Галечка, Галюнечка, Галчоночек, спасибо!»
– Жаль мужика, сейчас кто‑нибудь милицию вызовет, и увезут, – буркнула одна из девчонок в палате, куда привезли Галю после родов.
– Не заберут, – тихо отозвалась та и не стала объяснять, почему.
Утром её окружили соседки по койкам.
– Ну надо же! Две девчонки! Одна родилась в феврале, другая – в марте! Бывает же так!
– Как же вы дни рождения справлять будете?
– Так‑так, – прервала всех врач, – прошу занять свои места, – и посмотрела на Галю:
– Как себя чувствуете? Молодец, у нас первая в этом году двойня! Уже придумали, как назовете?
