Северная дорога – II. Of that sort: предыстория об английской магии

В столовой повисла гнетущая тишина. Реджинальд Сорсби, весь багровый от стыда и гнева, жестом велел няне увести сына прочь. Тогда это списали на глупую детскую шалость, мелкое хулиганство, однако с возрастом сногсшибательное умение Алана Сорсби подать себя в обществе лишь обострялось.

Когда он подрос и, уже будучи молодым человеком, начал посещать балы, как подобает джентльмену его возраста и статуса, злополучная привычка всегда отвечать прямолинейно и правдиво никуда не исчезла. Когда ему советовали пригласить на танец юную леди Вайолет, самую завидную невесту во всем графстве, Алан лишь отмахнулся – «она действительно плохо танцует, она оттопчет мне все ноги». К несчастью, эта фраза быстро дошла до самой леди Вайолет. Приглашения на балы прекратились. Если в детстве Алана считали просто забавным проказником, возможно, плохо воспитанным, то в более взрослые годы подобные словоизлияния уже никто в достойном обществе не собирался ему прощать.

Ни наказания, ни увещевания родителей о недопустимости подобных реплик эффекта не возымели – словно какая‑то сверхъестественная сила двигала Аланом, заставляя его каждый раз открывать рот и «глаголить истину», пусть и крайне неудобную. Случалось даже так, что некоторые знакомые семьи специально напрашивались на визит в особняк Сорсби, дабы перекинуться парой словечек с их младшеньким – «этой диковинной птицей» – да узнать для себя чего полезного, что обычно либо скрывалось, либо замалчивалось.

 

Однако вернемся на несколько лет назад. Как мы знаем, дорогие читатели, беда никогда не приходит одна, и «младшенький Сорсби» был живым доказательством этому: не только прямолинейность мальчика заставляла окружающих нервно поеживаться. Вскоре к этой черте характера добавилась и другая, куда более опасная страсть – колдовство.

Трем сестрицам – Люси, Эдне и Кэтрин – подарили прелестный домик для кукол, где каждая из девочек имела свою любимицу, которую можно было наряжать и причесывать. Но старшим сестрам уже давно надоели кукольные забавы, и домиком в основном занималась Кэтрин. Однажды, когда ей было скучно играть одной, она позвала Алана – своего ближайшего наперсника – и протянула ему одну из старых кукол Эдны.

– Ты будешь играть ею! – заявила Кэти.

Алан замотал растрепанной головой:

– Нет! Я сделаю ее лучше для самого себя.

И он действительно сделал: вооружившись ножничками и обрезками тканей, Алан стер с фарфорового личика алые губы, состриг кукле длинные золотые локоны, выкрасил оставшиеся волосы чернилами в иссиня‑черный цвет и перешил платье с рюшечками (отрезав подол, чтобы осталась сверху «рубашка», а сам подол переделал в две более‑менее явные брючины). В довершение образа он нарядил куклу в некое подобие длинного черного плаща, сделанного из темного шерстяного лоскута.

– Я не стану играть за девчонку, – объяснил он сестре.

– Значит, в домике будет жить джентльмен? – Кэтрин заинтересованно разглядывала рукодельный эксперимент брата.

– Нет. Он не джентльмен, Кэти. Он КОЛДУН. Он будет делать МАГИЮ.

С этими словами Алан важно усадил свое зловещее чернокрашенное создание в самую лучшую комнату кукольного домика, где на задней стене был нарисован ярко горящий камин. Однако кукле‑колдуну не пришлось долго развлекать детей: рассвирепев из‑за того, что случилось с одеждой и волосами бывшей игрушки, Эдна так рассердилась на брата, что однажды изо всех сил швырнула куклу на пол. Самодельный колдун вмиг стал лишь темными тряпками и фарфоровыми осколками. Последовала небольшая перепалка, но все равно то были еще цветочки.

Самая серьезная же правда проступила наружу в тот день, когда Алан и две его сестры – вновь средняя Эдна и младшая Кэтрин – играли в детской. Мальчику тогда было лет восемь. Эдна, которой исполнилось одиннадцать, хотела играть в семью: она уже давно выросла из возраста, когда подобные вещи можно проделывать с куклами, и теперь решила переключиться на объекты из плоти и крови, задав им свои роли в игровой семейной иерархии. Эдна придумала, как устроить все наилучшим образом:

– Я буду женой. Кэтрин будет ребенком, потому что она младше меня. А ты, Алан, будешь мужем и отцом.

Услышав такое распоряжение, Алану стало не по себе. Будто даже его волосы, всегда торчащие во все стороны, несмотря на старания няни, еще больше взъерошились и поднялись вверх на макушке.

– Но я не хочу… – спешно запротестовал он. – Не хочу играть в мужа и отца!

Эдна, не привыкшая к возражениям, покачала головой, пытаясь все растолковать брату:

– Ты единственный мальчик. Тебе некем больше быть, кроме как мужем и отцом. Для чего ты еще нужен?!

Слова сестры не столько уязвляли, сколько по‑настоящему пугали.

– Нет! – уперто повторил он. – Я не стану изображать ни мужа, ни отца!

Тогда голос подала младшая Кэтрин, беззащитно улыбаясь и отчаянно пытаясь найти компромисс двум своим товарищам:

– Но, Алан, если ты не будешь мужем и отцом, кем тогда ты будешь?

А ведь говорить неправду мальчик не умел. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как сказать ту единственную истину, которую Алан Сорсби про себя знал:

– Я буду волшебником.

 

Это слово, впервые произнесенное им вслух применительно к самому себе, отныне было обречено стать проклятьем для него в родном доме.

Если мы с вами рассматриваем магию как искусство менять события согласно своей воле, то Алан преуспел в этом деле с самых юных лет. Он мог, споткнувшись о корягу в саду, обидеться на весь парк так, чтобы деревья засохли. Он движением пальца «рисовал» на лентах своей сестрички Кэти переливающиеся вышитые узоры из серебристого шелка, потому что девочка любила блестки – и все остальные воочию могли видеть эти узоры на ткани! Расплакавшись из‑за каких‑то детских неурядиц, мальчик заставлял приливы подниматься настолько, что все береговая линия Пензанса была залита водой. Едва соображая по неопытности, что нельзя ничего желать вслух сгоряча, ибо неизбежно придется столкнуться с последствиями, Сорсби‑младший, тем не менее, изначально был уверен в том, что изменять реальность по своему запросу – возможное, если даже не обыденное, действие. Он много раз убеждался в этом на собственном опыте.

Что ж. Он хотел быть волшебником. Но как это можно осуществить на практике, спросите вы, не зная ответа? Вот и Алан Сорсби тоже ничего не знал.