Северная дорога – II. Of that sort: предыстория об английской магии
– Каменными кругами. Природными духами. Переходом за ту невидимую зеленую изгородь, когда свистит в ушах, и все вокруг становится иным… Я интересуюсь книгами. Письменными системами, древними алфавитами, редкими гримуарами… Я бы хотел изучать наши традиции, оставшиеся еще от кельтских прародителей здесь или в Бретани, Ирландии и Уэльсе… Но желательно, конечно, мне бы и вовсе не покидать Корнуолл. Вот это было бы идеально.
Старый колдун вновь внимательно оглядел ученика, пока наконец не ответил:
– Да уж. А вот я чую, что ты, парень, будешь работать далеко от родных мест и жить с англичанами.
Сорсби с сожалением взглянул на Хромого Румо и угрюмо подытожил:
– Это будет сокрушительное поражение.
– Как знать, – пожал плечами Румо. – У англичан много возможностей. И уж точно много книг по тому, что тебя интересует.
Сорсби лишь отмахнулся:
– Вы же сами знаете. Для своего круга я не сгожусь, потому что колдую. Это отступничество, грех, пятно на репутации. Те, кто пишет или обсуждает книги, будет видеть во мне только изгоя, омерзительного человека. Если я кому и сгожусь, то только простым людям с их потребностями. Остальные меня возненавидят.
Услышав это, Румо поднялся со скамьи, шаркая левой ногой, обошел стол и длинными крючковатыми пальцами подцепил Сорсби за лацкан синего сюртука, да потащил его к углу комнаты – туда, где на стене висело небольшое зеркало. Развернув юношу за плечи, Хромой Румо подтолкнул Алана ближе к зеркалу и сказал:
– Посмотри на себя. Нет, посмотри внимательно. Видишь? Ты колдун. Хитрый человек, богоотступник, шарлатан, языческое отродье. Ты уже омерзителен. Тебя и так все ненавидят, даже деревенские. Они будут обращаться с тобой хорошо, только потому что будут бояться, что ты их проклянешь. Не поворачивайся, смотри на себя. Отец отказался от тебя, выгнал тебя, возможно, и вовсе лишит наследства. Тебя‑настоящего и так никто никогда не любил. Поэтому подумай – какая вообще разница? Кто пишет книги, кто возделывает землю – какая разница, если ты для них всегда одинаковый чужак?
Сорсби повернулся и припомнил наставнику их недавний разговор у цыган:
– Тогда почему для вас была разница, взять в обучение меня или же простого человека?
И Хромой Румо, действительно обладавший отменной интуицией, признался:
– Потому что у тебя, Алан Сорсби, на лбу написано, что ты из тех, кто приносит людям последствия.
Но все было не так страшно. По крайней мере, поначалу.
Алан легко освоил все азы народного колдовства и с удовольствием помогал жителям Морвы в том, что было им необходимо. Он научился гадать на здоровье при помощи священного колодца Мадрон: в воду следовало опустить кусочек ткани с одежд больного, и, если лоскут будет плавать, то больной излечится, а если же лоскут утонет – прогноз был более опасным. Алан Сорсби заговаривал раны, исцелял скот, делал бесконечные рябиновые обереги от злых чар, помогал добиться расположения любимой особы с помощью веточки дрока. Из упомянутой троицы «здоровье‑деньги‑любовь», к которой волшебник, по недавнему признанию, не питал интереса, очень скоро были исключены деньги. Ведь Сорсби отныне обеспечивал себя сам, а потому брался за любой заработок, который мог позволить по своим умениям, и который поручал ему Хромой Румо.
Теперь Алан Сорсби жил гораздо скромнее, чем раньше – они с наставником питались простой деревенской пищей вроде поджаренного сыра или пирога с ревенем, старались питаться с земли (Хромой Румо страсть как любил покопаться в своем «добром огороде»), выращивая чудесные сливы и яблоки, отчего потом кладовая на всю зиму была забита вкуснейшим вареньем. Вечера оба колдуна проводили вместе, в одной комнате со столом, даже когда Сорсби выучился уже всем премудростям, по самой простой причине – в целях экономии свечей. Впервые познав на своем опыте важность иметь собственные средства, мистер Сорсби рано познал для себя и важность экономии.
Свою первую награду – да еще какую! Целых три фунта! – Алан получил после того, как выходил зажиточного фермера после «сыпняка». Так называли сыпной тиф. Мистер Эшбери, фермер, недавно прибыл из Бретани, где надобно было уладить кое‑какие дела. Да вот пока добирался обратно через пролив, он подхватил болезнь. Сыпняком можно было заразиться там, где скученно находились люди – а нижняя палуба корабля была самым подходящим для этого местом. Что ж, молодого Алана Сорсби не испугали ни лихорадка, ни озноб, ни бред, одолевшие мистера Эшбери. Волшебник применил на практике все целительские навыки, которым успел обучиться, приготовил все нужные снадобья, не жалея сил прибирался в спальне больного – и вскоре последний пошел на поправку. Так как мистер Эшбери был главой семьи, а ферма его процветала, то и оплата оказалась очень щедрой по местным меркам. И это были первые деньги, заработанные Сорсби колдовским ремеслом. Самые настоящие, полновесные три фунта! О, счастье!
Вот бы отец увидел, сколько мне платят! мечтал Алан, сжимая в руках заработанное. И за что мне платят! (и, о, только подумать об отцовском порицании касательно этого!) Несмотря на то, что и соседи, и поначалу сам Хромой Румо считали молодого колдуна лишь изнеженным богачом (тем самым «рохлей»), взбунтовавшимся против семьи и непривычным к тяжелой работе, им пришлось убедиться в обратном. Алан Сорсби не был ни изнеженным, ни ленивым. Он быстро освоился в сельской местности и вскоре стал популярным среди местных. Какое же уютное местечко они обустроили здесь с Хромым Румо для своей работы!
– Все девки в Морве с тебя глаз не сводят, – однажды со смешком сказал наставник, когда они вернулись к вечеру из соседней деревни и пили чай перед сном.
Бедный Алан Сорсби, который в тот момент намазывал маслом булочку, почувствовал, как его щеки вспыхнули, и вздрогнул так сильно, что вместо булочки чуть не намазал маслом рукав.
– Прошу прощения? – спросил он, осторожно кладя на стол нож для масла, чтобы избежать дальнейших неприятностей.
– Что такое, Алан? Я лишь хотел сказать, что ты скоро обзаведешься подружкой. В твоем возрасте это обычное дело.
Румо не знал, что последует за этой на первый взгляд невинной репликой. Сорсби, теперь внезапно поперхнувшись, выплюнул чай на стол и принялся кашлять.
– Эй, парень, ты в порядке? – испугался Румо. Он вытер стол тряпкой и налил ученику новую чашку чая. – Я не собирался тебя смущать.
Он понятия не имеет, о чем говорит, в каком‑то паническом ужасе впервые в жизни осознал Алан. Если слова наставника задумывались как шутка, либо как что‑то, что развеселит или приободрит (а то и вовсе улучшит самомнение), то они возымели обратный эффект: Сорсби вдруг стало не по себе.
– Что вы хотели этим сказать, сэр? – напряженно спросил он.
– Господи, да ты чего теперь весь побледнел, как полотно? Я лишь заметил, как во всех домохозяйствах, куда мы заходим, любая дочь, жена или сестра хозяев в возрасте от пятнадцати и до пятидесяти, на тебя смотрит. Но ты видный парень, чего тут необычного.