Шпионский детектив (по следам Юлиана Семёнова…). Москва, 1937
И всё же за испанское направление краснеть не приходилось. Разумеется, вскоре после начала военного путча деятельность дипломатических и коммерческих представительств и связанной с ними легальной мадридской резидентуры пришлось свернуть, кое‑кого возвратив на родину, кое‑кого переведя в Лиссабон, однако периферийная агентура продолжала действовать. В Гибралтаре на СД работала немка‑фольксдойче, супруга советника испанского консульства, в Танжере – араб, шофёр голландского посла, в Рабате – некий француз, ловкий теннисист, натаскивавший на корте местную элиту… Да, Кристман был весьма результативен и совершенно незаслуженно стал жертвой интриг, но в пику заносчивым абверовцам сумел отличиться и в Париже, завербовав этого русского, командированного в Испанию и Францию по линии торгового флота. Теперь этот агент поставляет ценнейшую информацию, которой питаются и Рим, и франкистская Саламанка, и военно‑воздушные силы Геринга, и Бендлерштрассе.
Неожиданный успех на русском направлении был тем более важен, что Россия оставалась самым трудным полем деятельности. ОГПУ‑НКВД организовали систему тотальной слежки и всеобщего доносительства, максимально затруднявшую создание агентурной сети и сбор достоверной информации о происходящем как в низах, так и в верхах. Вопросов было много. Действительно ли причиной громких московских процессов были заговоры и шпионаж высокопоставленных большевистских функционеров? А если нет – тогда что? Сговор, если и существовал, то уж не между Троцким и Гессом (!), да ещё с одобрения Радека, самого ядовитого из всех советских евреев. Подобный бред звучал на процессе «параллельного троцкистского центра», его тиражировала большевистская газета «Правда». И его же усиленно опровергали в негласных беседах советские дипломаты…
Зачем нужно было Сталину уничтожать своих соратников, среди которых было немало дельных людей?
Загадку представляли и отношения «советского Чингисхана или Тамерлана» с военной верхушкой. Были предположения, что советский генералитет намерен свалить правительство Сталина‑Молотова и установить военную диктатуру. Насколько эти предположения обоснованы, не мог сказать никто. И сразу же возникал закономерный вопрос – насколько это соответствует стратегическим планам Германии? Фюрер неоднократно высказывался в том смысле, что нынешнее руководство России скорее занимает национальную позицию, чем прокоминтерновскую, и это намного предпочтительнее для Рейха. Разумеется, рано или поздно схватки с русскими не избежать, ведь на повестке дня стоит вопрос расширения жизненного пространства. Как в такой ситуации действовать спецслужбам?
Пораскинув мозгами, Гейдрих с Гиммлером пришли к нехитрому выводу, что раздорами в стане врага следует воспользоваться для его ослабления. Самой перспективной фигурой для задуманной компрометации был признан маршал Тухачевский. Во‑первых, с точки зрения оперативно‑технической. Состоя начальником Генштаба, будущий маршал тесно сотрудничал в двадцатые годы с Рейхсвером, чаще других бывал в командировках в Германии. Рейхсвер, численность которого по Версальскому договору была ограничена ста тысячами личного состава, существовал тогда преимущественно в виде головных армейских структур – Генштаба, его академии, военных училищ, разведки и разумеется – управления вооружений. Иными словами, это было ядро армии. Военное производство частично было развёрнуто на бескрайних российских просторах. Вне поля зрения версальских наблюдателей изготовлялись даже боевые отравляющие вещества. Попутно шло взаимное обучение кадров – на советских полигонах стажировались германские лётчики и танкисты, а в академии германского Генштаба шлифовались по канонам прусской военной школы таланты советских военных руководителей. Бывшие партизанские вожаки превращались в стратегов европейского уровня. За десятилетие не имевшего исторических аналогов тайного сотрудничества с РККА в архивах Рейхсвера осело немало подлинных документов, которые можно было использовать для маскировки дезинформации.
Во‑вторых, Тухачевский и поныне вроде бы представлялся едва ли не самой значительной фигурой в советском военном руководстве. И формально, как первый зам военного министра, и фактически, как видный стратег, идеолог военной модернизации, сторонник массированного применения танковых и моторизованных соединений, ударной авиации и воздушных десантов. Ну, так это или нет, не вполне ясно, но удар по одному из маршалов неизбежно должен был, подобно брошенному в воду камню, породить расходящиеся круги репрессий в большевистской Красной армии.
Гиммлер принял принципиальное решение и согласовал его наверху с самим фюрером. Гейдрих, как непосредственный руководитель операции, благодаря ей также получил прямой выход на фюрера – отныне тот пожелал раз в месяц выслушивать руководителя службы безопасности партии лично. Наконец‑то впереди замаячили перспективы, от которых у Гейдриха захватывало дух. Стратегической целью для себя он тоже ставил постепенное освобождение от опеки как главы партийной бюрократии Рудольфа Гесса, так и рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера…
В ближайшем окружении Гейдриха в штаб‑квартире СД на Вильгельмштрассе долго кипели споры вокруг того, какую конкретную форму придать намеченной провокации. В конце концов порешили сфабриковать дело, якобы находящееся в производстве «Внутренней СД» и попавшее туда из армейской разведки. Вроде бы она разрабатывала русских и случайно вышла на оппозиционно настроенных немецких генералов. Далее Канарис якобы поставил в известность фюрера, а тот дал поручение Гессу передать расследование в СД. Разумеется, все штампы, бланки и собственноручные резолюции в «деле» были подлинные. Из фальсификата следовало, что с начала национальной революции в Германии в среде германского генералитета якобы стала оформляться фронда, постепенно приблизившаяся к грани заговора и измены, причём заговорщики (на роль их лидера был заочно назначен Манштейн) с двадцатых годов состоят в переписке с Тухачевским. Подборку подлинных писем последнего венчало одно поддельное, в котором красный маршал информировал адресата о якобы также имеющем место политическом брожении в верхах РККА. Среди недомолвок и осторожного прощупывания в письме выражалось понимание недовольства коллег по военному ремеслу диктатом партийной бюрократии. Советские военачальники тоже озабочены этой проблемой… В целом фальшивое дело создавало впечатление, что германская сторона – именно германская, как более политически независимая и по большому счёту ничем не обязанная фюреру – готова перейти к решительным действиям и предложить советской взаимное сотрудничество в известных целях. На советского маршала лишь осторожно бросалась тень, но Гейдрих полагал, что этого вполне достаточно. Главное – не переиграть.
«Изюминкой» конечно было поддельное письмо Тухачевского, над которым изрядно потрудился руководитель технической группы гауптштурмфюрер Адольф Науокс. Мельчайшие нюансы имели огромное значение в этой работе. Бумага, пишущая машинка (письмо было отпечатано на машинке), лента для неё, даже штемпельная краска, которой проставлено было факсимиле маршала… Факсимиле в двадцатые‑тридцатые годы стало повальным увлечением высокопоставленных руководителей по всему миру. Резиновую печатку с автографом Тухачевского выполнил работавший в группе талантливый гравёр, в прошлом изготовлявший в числе прочего печати экслибрисов с подписями великих людей – Гёте, Шиллера, Рихарда Вагнера, Ницше, Бисмарка, даже Наполеона. Состоятельные библиофилы любили потешить самолюбие, украшая форзацы книг подобной экзотикой.
Кроме письма специалистами технической группы была изготовлена ещё одна – второстепенная – фальшивка со стенограммой одной из бесед с участием Тухачевского. Настоящую стенограмму слегка исправили в соответствующем духе. Гейдрих распорядился на всякий случай сфотографировать два документа рядом, вдруг дело дойдёт до публикации материалов в советской печати, и тогда фюрер будет иметь возможность принять политическое решение ткнуть Сталина носом в дерьмо.
Теперь группа Науокса готовилась к реализации ещё более амбициозного проекта по выпуску фальшивых банкнот. Решено было начать с английских фунтов.