Шпионский детектив (по следам Юлиана Семёнова…). Москва, 1937

– О да! Высокая брюнетка с голубыми глазами.

Полные еврейские губы раздвинулись в плотоядной усмешке:

– Она была вашей любовницей?

– Разумеется.

– Проверяли на себе силу её воздействия на объекты вербовки?

Некоторое время два джентльмена, слегка расслабленных алкоголем, не по‑джентльменски обменивались сальностями. Затем Килби перешёл к сути дела:

– Ей удалось склонить к сотрудничеству с нами офицера СД, который сейчас исполняет обязанности резидента в Париже. А на днях некий русский, сотрудник министерства, или Народного комиссариата на их языке, торгового флота, тоже оказался у неё на крючке. Вчера она запросила санкцию на вербовку. Сам не знаю почему я сразу не принял решение… И только сейчас понял, что это к лучшему. Этого русского следует отдать СД. Во‑первых, успешная вербовка укрепит репутацию нашего агента. Во‑вторых…

 

2

 

После этого разговора прошло несколько месяцев.

Начальник Главного управления государственной безопасности НКВД Яков Саулович Агранов сидел у себя в кабинете в известном здании на Лубянке, готовясь к очередному рабочему совещанию с наркомом Ежовым.

Снаружи глухо доносились трамвайные звонки и кряканье круживших по Лубянской площади автомобилей. Сохранившиеся с прежних времён высокие напольные часы страхового общества «Россия» равнодушно отмахивали маятником мгновения двадцатого года советской власти. Мартовский день угас за окнами, верхний свет в кабинете не горел, настольная лампа с широким плоским абажуром, украшенным бронзовым серпасто‑молоткастым орнаментом, освещала бумажные завалы, письменный прибор и пепельницу с окурками. Комиссар ГБ первого ранга делал пометки в большом блокноте, время от времени вороша пухлые папки и отдельные листы на столе.

Лицо его, невыразительное и неприметное, с мелкими чертами, было бледно. На фоне этой нездоровой бледности выделялись густые чёрные брови, глубоко сидящие чёрные глаза и тёмные полукружья под глазами.

Последнее время даже его феноменальная работоспособность, густо замешанная на энтузиазме идейного провокатора, начала давать сбои.

Могильщик старой российской интеллигенции, соавтор и режиссёр потрясавших страну и её окрестности грандиозных судебных спектаклей, создатель и наладчик всеохватной системы политического сыска, он начал уставать. И причиной тому было не огромное количество работы, а тягостное непонимание, чего же хочет Хозяин?

Когда‑то молодой еврей Янкель Шауль‑Шмарьевич Агрансон и средних лет грузин Иосиф Виссарионович Джугашвили вместе возвратились из енисейской ссылки в революционный Петроград. Джугашвили‑Сталин делал грандиозную карьеру и тащил за собой многих, в том числе и Агрансона, вскоре ставшего Аграновым. Скромный еврейский юноша поднимался по ступеням служебной лестницы. Секретарь председателя Совнаркома, особоуполномоченный ВЧК по важным делам, заместитель начальника, потом начальник Секретного, потом Секретно‑политического отдела… Функцией СПО было выявление враждебных партий и антисоветских течений в обществе, наблюдение за научной и творческой интеллигенцией, а также деятелями Православной церкви и прочих конфессий. Долгие годы Яков Саулович поставлял в ЦК, СНК и лично товарищу Сталину ценнейшую информацию о народных умонастроениях. Знаменитое «Головокружение от успехов» Хозяин написал, будучи озабочен именно объективными аграновскими данными. И без того высоко парил Агранов, но сумел придать своему отделу ещё и важнейшую роль «тайной полиции внутри тайной полиции». Сеть «внутренних» информаторов создавалась лично им и его ближайшим помощником – начальником информационного отделения СПО, и замыкалась непосредственно на них. Вся деятельность ОГПУ‑НКВД с некоторых пор была у них, как на ладони. Круче выглядел только сам Ягода с его картотекой и досье на высшее партийное и народнохозяйственное руководство, да пожалуй Глеб Бокий, начальник Спецотдела, ведавшего шифрами, правительственной связью, охраной гостайны и прослушиванием. По справедливости, кому ж ещё, как не ему, Агранову, должно было доверить пост первого заместителя наркома внутренних дел и начальника Главного управления госбезопасности?

Часы натужно пробили девять. Яков Саулович черкнул ещё несколько слов, положил перьевую ручку в желобок мраморного письменного прибора и захлопнул крышку чернильницы. Отодвинулся от стола вместе с креслом, встал. Потянулся, упершись руками в затёкшую поясницу. Побаливает, зараза… Прошёлся по обширному кабинету, открыл дверь, замаскированную под деревянную обшивку стены. Щелчком выключателя зажёг висячую лампу в шёлковом абажуре. Осветилась уютно обставленная комната отдыха – сервант с посудой и напитками, мягкий кожаный диван, круглый стол со стульями. Позвонить бы, заказать чаю и бутербродов, да что‑то нет аппетита… Налил себе стопку армянского «Двина», выцедил, как был в сапогах завалился на диван, оставив дверь в кабинет приоткрытой. Теперь следовало на несколько минут привычно провалиться в забытьё, но сон не шёл. Окно комнаты тоже выходило на Лубянскую площадь, и её родные шумы сегодня почему‑то мешали отключиться.

К тому же в голову назойливо лезли воспоминания о делах не так давно минувших дней.

Ягоду они сожрали на пару с Ежовым. Теперь снят со всех постов, исключён из партии, сидит ждёт ареста. Никогда не было с ним настоящего взаимопонимания, это отрицательно сказывалось на результатах работы, но как ни странно тоже двигало карьеру, видимо потому, что Сталина устраивала напряжённость в высшем руководстве Органов. Когда Ягода осмелился, пускай по‑тихому, саботировать сталинские указания относительно организации показательного процесса над Зиновьевым и Каменевым, Агранов с облегчением вступил в «заговор» против него. Начали с того, что арестовали свояка Ягоды, литератора Леопольда Авербаха, брата жены наркома Иды Авербах (они приходились племянником и племянницей покойному Якову Свердлову), от которого в своё время плакала горькими слезами вся литературно‑театральная Москва. Глава «литературного ОГПУ» Леопольд Авербах был воспитанником и любимцем Троцкого, о чём отлично знали в аграновском СПО, и в нужный момент по команде бывшего шефа вытащили информацию из загашника. Процесс «объединённого троцкистско‑зиновьевско‑каменевского террористического центра» стараниями Ежова и Агранова прошёл «на ура», секретарь ЦК Ежов, курировавший НКВД, был назначен наркомом вместо Ягоды, Ягоду перебросили в наркомат связи, что стало для него первой ступенькой, ведущей в лубянский подвал…