Смерть в музее

– Никакие уговоры, Владимир Алексеевич, не помогут. Я лучше расстанусь с работой, но пробуду здесь столько, сколько мне будет нужно для дела.

– Но, по крайней мере, ты должен регулярно поддерживать со мной связь, сообщать обо всём, чем будешь располагать, а главное, никаких рискованных действий, и если вдруг выйдешь на преступника, не спугни его, а сразу мне дай знать. – В голосе у Разумовского звучали уже тёплые нотки. Закончив наставления, он повернулся к Глебу спиной и стал закрывать окно. Он был настолько худощав, что даже сквозь плотный свитер у него проступали острые лопатки.

– Да, – небрежно бросил, уже уходя, он, – я сразу тебе не сказал… дело в том, что в ту ночь, когда убили твою сестру, в музее произошло ограбление. Утащили ценную коллекцию старинных монет.

Дело принимало совсем другой оборот. Любому здравомыслящему человеку, наверное, было бы ясно: если в одно и то же время произошло убийство и ограбление, либо наоборот, ограбление, а потом убийство, то вполне вероятно, что убийца и тот, кто покусился на музейные ценности, одно и то же лицо. В таком случае, подумал Глеб, причина убийства Ларисы весьма банальна, и беременность тут ни при чём, она просто оказалась свидетелем грабежа, и бандит просто‑напросто убрал её с дороги. Однако он тут же спохватился: нельзя делать поспешных выводов. Досконально изучив немало криминальных дел, он прекрасно понимал, что нередко бывают совершенно неожиданные повороты, даже вопреки всякой логике.

Торопливо выйдя из душного помещения, он с радостью глотнул свежего воздуха. На улице было солнечно и тепло. В небольшом уютном чистом скверике, что был через дорогу, его терпеливо дожидались друзья. Они сидели на скамейке и о чём‑то оживленно переговаривались, посматривая по сторонам. С цветочных клумб тянуло ароматными запахами, отовсюду раздавался птичий гомон. Услышав за спиной знакомые шаги, Адель обернулась и с сияющим лицом кинулась навстречу Глебу. На немой вопрос девушки он махнул рукой и коротко бросил:

– Потом, потом всё расскажу! – Затем он предложил друзьям пойти в ресторан и чего‑нибудь перекусить.

Несмотря на то, что время было обеденное, в ресторане «Лебедь», куда они зашли, полностью были заняты лишь три столика, остальные пустовали. В ожидании официанта Глеб скупо изложил суть разговора в прокуратуре, утаивая о том, что сестра была в положении.

Через некоторое время к ним неторопливо подошёл приземистый, коренастый официант, со сверкающей лысиной и пухлыми бабьими руками. Певуче‑сладким голосом он спросил, чего господа желают. Когда на стол была подана по всем признакам вчерашняя еда, Денис важно проговорил:

– Тут, Глеб, и думать нечего, тот, кто ограбил музей, тот и убил твою сестру, – и он принялся лениво жевать пахнущие дымом свиные котлеты.

– Не знаю, не знаю, старик, ничего утверждать я пока не берусь, в первую очередь мне надо встретиться с работниками музея, возможно, следствие что‑то упустило из виду. Собственно, я прямо сейчас туда и пойду, зачем откладывать в долгий ящик. – Он торопливо вытер салфеткой замаслившиеся губы, расплатился за всех и уже на улице напутственно сказал друзьям, чтобы они его дожидались дома, а сам размашистым шагом пошёл по направлению к музею.

Молодой человек быстро пересёк довольно грязную мостовую, по которой двигался поток машин, свернул направо и вскоре выбрался на пустынную широкую улицу, остановился посередине и стал припоминать, куда идти дальше.

В голове у него прокрутилась мысль: с завтрашнего дня у него должен быть жёсткий чёткий распорядок. В семь часов подъём, короткий завтрак, и до самого вечера скрупулёзный сбор информации, имеющей хоть какое‑то отношение к убийству. Старинный музей находился на окраине города, Глеб буквально взмок весь, добираясь туда причудливыми закоулками. Он вытащил из кармана брюк не первой свежести носовой платок, тщательно вытер с лица пот, смешанный с пылью, и внимательно осмотрелся вокруг, чувствуя какую‑то внутреннюю дрожь. Когда‑то он здесь несколько раз бывал, но многое теперь совсем забылось.

Музей располагался в старом двухэтажном здании, сделанном из красновато‑ бурого кирпича; в силу своей своеобразной архитектуры помещение представляло собой некую историческую ценность, о чём свидетельствовала скромная металлическая табличка у входа. Ему сразу бросилась в глаза массивная дубовая дверь с гладкой блестящей ручкой. Никаких абсолютно следов от повреждений, значит, их и не было. Во рту у него вдруг стало сухо, и он понял, что сильно волнуется, он толком не знал, как будет проводить расследование, захотят ли с ним вообще говорить те, кого он будет расспрашивать? Из документов с собой у него были лишь паспорт, да редакционное удостоверение.

Но он быстро взял себя в руки и с силой надавил на тяжёлую дверь. И сразу очутился в полутёмном сыром мрачноватом вестибюле, остро пахнущем крысами. Заложив руки за спину, Глеб медленно шагал по залу, где царила тишина, нарушаемая гулким звуком его шагов, да сопением жирного серого кота, который, свернувшись калачиком, преспокойно спал в углу на коврике.

 

Глава четвёртая

 

Глеб весьма удивился, почему к нему никто не вышел и не поинтересовался, зачем он, собственно, сюда явился, ведь, кроме него, никого из посетителей не было. Он заметил, что музейные окна, а вернее, низкие крошечные оконца, сквозь которые едва процеживался дневной свет, были в решётках, так что взрослому человеку внутрь с улицы не так просто пробраться. С того времени, когда он здесь был в последний раз, в музее почти ничего не изменилось. Та же полуподвальная отвратительная сырость, мерзкий гнилой запах, тот же жуткий полумрак.

Он оглянулся направо, где была дверь, ведущая в небольшую комнатушку – здесь, он прекрасно знал, было рабочее место его сестры. Спустя некоторое время наконец‑то показалась одна живая душа. Молодая остроносая девица, в красном вязаном свитере и голубых узорчатых джинсах, привлечённая звуком его шагов, с любопытством выглянула из той самой комнаты, где раньше сидела Лариса.

Ему стало как‑то не по себе: не успели похоронить сестру, как уже сразу кого‑то приняли. Вот люди!

– Вы к кому? – писклявым детским голоском спросила девица, глядя на него выпуклыми бесцветными глазами.

– Я, собственно, к заведующей, – хмуро буркнул он. Эту девицу с неприятной внешностью он тотчас же невзлюбил. – А, – равнодушно протянула та и широко зевнула, прикрывая рот узкой ладонью со сверкающими ноготками, – так она там, наверху!

По крутой скрипучей лестнице Глеб в сопровождении затхлого воздуха поднялся наверх. На лестничной площадке он чуть не перевернул огромный цветочный горшок со старым фикусом. У кабинета заведующей он немного постоял, переводя дыхание, затем решительно повернул на себя железную дверь. За столом сидела высокая худая женщина средних лет. Она неохотно оторвалась от кипы бумаг и в ответ на громкое приветствие лишь слегка надменно качнула головой. Друг друга они видели впервые.

Заведующую музеем, наверное, можно было бы назвать красивой. У неё была прямая фигура, серые выразительные глаза, правильной формы нос, густая копна русых волос, стрельчатые брови, однако всё дело портили две весьма существенные детали, сразу бросающиеся в глаза. Во‑первых, над верхней губой у неё заметно пробивалась тёмная растительность, делающая её похожей на даму с усами, во‑вторых, внизу на подбородке прилепилась нелепая мясистая бородавка.