Согретая турецким солнцем
На сцене стояли три большие коляски, в которых сидели три больших «младенца»: милая девочка Эрай, злобный Йозеф с чёрными зубами и дурачок‑Кемаль, пихавший фломастер себе в нос. Вокруг них, открывая рот под немецкую фонограмму, бегала маленькая Тансулу в мужском костюме, с нарисованными усами. Йозеф неистово колотил Эрая и Кемаля нудлами, поливал водой из бутылок и наигранно пукал им в лицо. Глядя на происходящее, я искренне ждала смены событий, но её так и не случилось. Переведя взгляд со сцены на хохочущую толпу и обратно, я задумалась, кто из нас был глупее: я, потому что не понимала местного юмора, или они, потому что, как гуси, гоготали, над тупыми шутками. Ещё раз окинув взглядом смеющихся немцев, я усомнилась в том, что это они придумали лампу накаливания, баварские колбаски и «Mercedes».
Когда сцена вновь засияла, софиты осветили двухметровую оперную певицу в чёрном парике и длинном красном платье. Сверху я сразу признала пионерку, а под юбкой скрывался Йозеф в гигантских цирковых ботинках. Виолетта сидела на плечах длинноногого менеджера, размахивая руками под арию Кармен. Она картинно открывала рот, а ноги под платьем то тарабанили «чечётку», то выплясывали «кан‑кан». «Забавно! Дала бы высший балл, если бы не длительность пять с половиной минут».
Вслед за примадонной на сцене появился весёлый клоун‑Мари. Старая добрая минусовка песни про замечательного соседа и пёстрый костюм без омерзительных деталей выгодно выделяли это выступление. Мари вытащила на сцену четырёх мужчин и провела конкурс. Игра со зрителями – всегда выигрышный вариант, так что я посмеялась и решила, что всё было не так плохо.
После клоуна на площадку снова выползли «малыши» Йозеф и Кемаль. Наш босс вновь играл плохого мальчика, который постоянно отбирал у второго игрушки. Мои надежды на лучшее разбились вдребезги! В финале жестокого противостояния, уставший от издёвок Кемаль, зарядил Йозефу торт прямо в лицо, и сцену мгновенно окутал ночной мрак. Улыбку у меня вызвала лишь лёгкая зависть Кемалю: «Это ж надо так! Размазать кусок жирного торта по лицу начальника прямо на глазах у десятков людей! Кайф, а не работа». Когда кремово‑бисквитный Йозеф в младенческой шапочке вместе со своим обидчиком скрылся за шторками бэкстейджа, Ксюша, перепугавшись, сообщила, что следующий выход наш. В секунду мы забежали в гримёрку, и скетч начался.
Дюймовочка в блестящем голубом платье разгуливала по сцене, напевая странную мелодию, как вдруг два нечта в ластах и тёмных лосинах на ногах и женских колготках на голове открыли охоту за её сумкой. Ксюша завопила, и девочки стали по очереди выбегать на площадку. «Вот, уже пошла Виолетта… Я за ней…». Вообще‑то, я выросла на сцене родного дворца культуры и выступать давно не боялась, но в тот момент всё было иначе. От меня ждали кривляний, а не воспроизведения заученного и отработанного танца. «Ладно, хоть говорить ничего не надо!». Виолетта влетела за кулисы, и я выпорхнула ей на смену. Все как положено замерли и посмотрели на меня. Я тоже посмотрела на свои руки, ноги, костюм и, сделав испуганное лицо, убежала обратно. Мой позор не продлился и минуты.
– Бегом переодевайся! Дальше «No problem»! – подгоняла пионерка.
