Согретая турецким солнцем
Пройдя вдоль пляжа, мы миновали небольшой бар и оказались в амфитеатре. Марина уже привезла коляску со спящим Асланчиком Йозефу и, видимо, ждала меня. Миниклубщицы и мальчики направились прямиком в пул‑бар, а Виолетта с Ксюшей – в бэкстейдж. Я подошла к Марине и Йозефу.
– Доброе утро!
– Привет! Как дела? – отозвалась длинноволосая блондинка.
– Нормально. Только спать хочу!
– Ну, это наша общая проблема! – засмеялась Марина. – Виолетта сейчас утреннюю гимнастику проводить будет, ты посмотри. Я хочу, чтобы завтра ты провела, а то она, бедненькая, устала уже! С марта здесь.
– Хорошо. А потом мне что делать?
– Потом ко мне придёшь.
– Туда, в лобби?
– Ага! Я там всегда до обеда сижу.
Марина завела разговор с мужем, а я присела к Тансулу и Дарине.
– Хочешь печенюшку? – предложила Тансулу.
– Хочу, – я изобразила детский голосок. – Спасибо! Это и есть ваш завтрак?
– Угу, – кивнула жующая Дарина.
После нашего утреннего променада все сони взяли в баре чай или кофе и спокойненько его попивали в тени арок амфитеатра. У нас как раз оставалось десять‑пятнадцать минут до начала работы, которые вполне подходили для завтрака на свежем воздухе. «Нет, божественные блинчики с шоколадом и кокосом стоят того, чтобы ходить на нормальный завтрак!» – подумала я и перестала завидовать их чуть более продолжительному сну.
На сцене уже собралось общество любителей физкультуры. Ксюша вытащила ящик с ковриками для йоги, а Виолетта выкатила большую чёрную колонку на деревянной подставке с колёсиками. Я тоже взяла коврик и кое‑как расположилась на солнечной стороне, втиснувшись между пожилым мужчиной и относительно молодой женщиной. «Утренняя гимнастика явно пользуется большей популярностью, чем остальные активити!» Под музыку для медитации пионерка начала разминку, и я словно перенеслась в прошлое.
В двенадцать лет я искусно сломала правую ногу аж в нескольких местах. Последующие два с половиной месяца здоровенный гипсовый сапог стягивал её от кончиков пальцев до самой ягодицы, лишая всякой возможности шевелиться. Когда оковы сняли, нога быть моей не очень‑то хотела, поэтому врачи назначили месяц прогревания и лечебной физкультуры. Так, первым испытанием стала дорога от дома до поликлиники, вторым – небольшой больничный спортзал. Ничего сложного для меня, спортсменки, там не было. Ничего, кроме того, что заставляли через дикую боль сгибать и разгибать онемевшую конечность. Воспоминания отвратительные, и именно они так некстати освежились в памяти. Те же медленные приседания, тот же «велосипед», лёжа на спине…
Спустя тридцать минут, мы похлопали в ладоши и засобирались по своим делам. Гости небрежно покидали гимнастические коврики в ящик, после чего лицо Виолетты сделалось помидорно‑красным. Ругаясь себе под нос, она вывалила всё на пол и начала аккуратно сматывать каждый коврик в рулон. Мы с Ксюшей поспешили на помощь.
– Они всегда так делают! Сложно им смотать, что ли? Сложно положить обратно так же, как взяли? – цедила пионерка сквозь зубы.
– Да, ладно тебе! – улыбнулась я.
– Ага! Посмотрю я на тебя через недельку!
Я задумалась. «Может, так же злиться буду? А, может, и нет».
– Ты что сейчас делать будешь? – спросила блондинка «номер два».
– К Марине пойду. Она меня ждёт.
– Зачем? – вклинилась Ксюша.
– Откуда я знаю? Она передо мной не отчитывается, – я резко повысила тон. «Ненавижу глупые вопросы!»
Виолетта почему‑то заулыбалась. Она, видимо, к маленькой киргизке тёплых чувств не питала. И, вообще, ни к кому она их не питала… Когда я вышла из прохладной гримёрки, на улице снова обосновалась жара. Люди лениво растекались по шезлонгам, подставляя солнышку филейные части. «Хорошо им!»
– Merhaba, Саша! – раздалось из бара.
– Привет! – по‑русски ответила я, узнав вчерашнего знакомого.
– Nasılsın[1]? – дружелюбно проговорил парень.
Сначала я посмотрела на его бейдж, напомнив себе имя. «Ага, Селим!» А потом состроила непонимающее лицо.
– «Насылсын» – это по‑турецки «как дела», – пояснил Селим уже на английском.
– Хорошо. А у тебя?
Улыбка моего собеседника стала ещё шире, и я на секунду в ней растворилась. Это была невероятно добрая и немножко детская улыбка, которой невозможно было не заразиться. Селим не входил в число тех парней, которых называли симпатичными. Среднего роста и средней упитанности, с восточными чёрными волосами, карими глазами и смуглой кожей. Но кое‑что притягательное в нём всё‑таки проглядывалось… Его тепло и искренность проникали в глубину души, отчего внутри становилось по‑домашнему уютно. Не знаю, сколько мы так простояли, улыбаясь друг другу через барную стойку, но вдруг он отвлёкся на гостей, желающих выпить, и попросил меня подождать. «Ладно, мне спешить некуда!»
– Хочешь чего‑нибудь? – поинтересовался вернувшийся собеседник.
– А что тут есть?
– «Кола», «фанта», «спрайт». Соки, «айс ти», айран…
– Айран? – повторила я, удивлённо выпучив глаза.
– Ты не знаешь? Это вкусно!
Когда‑то я пробовала айран дома, и особого впечатления на меня он не произвёл. «Ну, может, тут по‑другому будет», – раздалось в голове.
– Давай айран!
Селим достал из холодильника упаковку, похожую на йогурт. Встряхнув заморский напиток, он продырявил тонкую металлическую крышку длинной трубочкой прямо по центру и протянул мне. Я сделала пару глотков. «Холодное, солёное, приятное…»
– Вкусно!
– Я же говорил! – торжествовал мой первый турецкий друг.
– Спасибо! – кивнула я и пошла к Марине.
– Приходи ещё! – послышалось сзади.
[1] Nasılsın – (с тур.) как поживаешь.
