Спасение в любви
В его объятиях Камилла превратилась в податливое существо, которое дышало лишь для него, для этого экстаза, возможного только с ним. И каждый толчок усиливал ощущения.
Гидеон просунул руку между их телами и потер ее чувствительный бугорок – лавина удовольствия нахлынула на нее, и она едва не лишилась сознания. В этот момент Гидеон напрягся, и его глубокий, мучительный стон эхом отозвался в ее груди.
– Камилла, – прошептал он, и это прозвучало как благословение, как молитва.
Тогда она крепче обняла его, прежде чем вместе с ним погрузиться в пучину невероятного наслаждения.
Глава 4
Гидеон нахмурился, протягивая руку, чтобы выключить будильник. Сон все еще не отпускал его, теплая усталость давила на мышцы, и он хотел насладиться ею, а не прогонять прочь. Но эта сигнализация, будь она неладна!
– Черт возьми, – проворчал он, но вместо того, чтобы нажать на цифровые часы на прикроватном столике, он хлопнул по воздуху.
Интересно. Часов нет. Черт, и никакой кровати. Он сел, застонав от напряжения мышц в нижней части спины. Запустив пальцы в волосы, он откинул их с лица, оглядывая маленькую комнату с телевизором, длинным столом у дальней стены, коротким рядом серых металлических шкафчиков и диваном, на котором он только что проснулся.
Отключение электричества. Камилла. Ее имя будто открыло шлюзы, – воспоминания о прошлой ночи нахлынули на него. Он кормил Камиллу ужином. Разговаривал с ней. Целовал ее. Был внутри ее. В его сознании возникли образы Камиллы, как она выгибается под ним, принимая его.
Он резко обернулся, осматривая комнату новыми глазами в поисках признаков ее присутствия. Но только его одежда и пустые тарелки на полу. Никакой Камиллы.
Адреналин пронесся по его венам. Он схватил свои брюки и торопливо натянул их. Она не могла уйти далеко. Слабый утренний свет проникал в комнату через высокое окно – еще довольно рано. А дом, вероятно, все еще заблокирован. Но нет, низкий гул маленького холодильника в дальнем углу достиг его ушей. Электричество вернулось, а это означало, что все службы работают. Он должен найти Камиллу.
Гидеон поднял рубашку с пола, и в этот момент зазвучала песня Queen. Так вот что он принял за сигнал своего будильника – это был особый рингтон его мамы. Он взял телефон с дивана, удивляясь тому, что тот все еще не разрядился.
Всего три процента, отметил он, проводя большим пальцем по экрану.
– Привет, мам, – буркнул он, застегивая пуговицы на ходу. – У меня почти совсем разряжена батарея телефона, долго говорить не могу. Но я в порядке…
– Гидеон, – сказала она, и ее торжественный тон прервал его.
Тревога и первый укол страха стеснили грудь. И когда она пробормотала: «Это Оливия», его догадка оказалась верной.
Закрыв глаза, он расправил плечи, собираясь с духом.
– Что случилось?
– Она в больнице. Мне пришлось отвезти ее прошлой ночью. – Ее вздох эхом отозвался у него в ушах; он почувствовал усталость и беспокойство.
– Гидеон. – Мать умолкла, явно собираясь с силами, потом сказала: – Оливия видела новости о помолвке Тревора Нила.
Знакомый гнев закипел в груди Гидеона.
– Я уже в пути.
Сестру поместили в психиатрическое отделение Медицинского центра милосердия. Гидеон вышел из отдельной палаты, в которой лежала его сестра, и тихо закрыл за собой дверь.
Словно пытаясь снять выражение тревоги, он провел рукой по лицу и быстро прошел через холл в небольшую комнату ожидания, где расположились его мать и ее родители. Все трое с тревогой уставились на него, как только он появился.
Лицо Гидеона было печальным и усталым. Те же чувства отразились на лицах его матери, бабушки и дедушки.
– Как она? – спросила его мать, вставая.
Разочарование, горе и гнев душили его, он ничего не мог произнести, просто обнял мать и крепко прижал к себе. Ай Найт была его опорой – опорой семьи – с тех пор, как его отец умер, когда Гидеону шел десятый год. Сейчас его бабушка и дедушка были здесь, с ними, но так было не всегда. Когда мать Гидеона вышла замуж за его отца, они отреклись от нее. Как иммигранты из Кайпина, поселившиеся в Канаде в 1960‑х годах, они хотели, чтобы их единственная дочь вышла замуж за китайца, а не за кавказца из Чикаго.
Она переехала с мужем в США. Почти десять лет они с родителями не разговаривали. Потом все же помирились, и бабушка с дедушкой даже переехали в Чикаго, чтобы быть ближе к дочери и внукам. За что Гидеон испытывал к ним благодарность, его отец был приемным ребенком. Только благодаря родителям его матери у них образовалась настоящая большая семья.
– Гидеон? – окликнула его мать.
Вздохнув, он отпустил ее. Как больно ему было видеть ее здесь, в этой комнате! Болезнь дочери давила на ее хрупкие плечи.
– Она спит. Ей дали успокоительное, – пояснил он.
– Как долго она пробудет здесь? – спросила его бабушка, сжимая руку дочери.
– Не могу сказать точно, По‑По, – сказал он, используя тайшаньский диалект для обозначения бабушки по материнской линии. Его дедушка – его Ганг‑Ганг – молча положил руку на худенькое колено своей жены. – Доктор сказал, в ближайшие семьдесят два часа. Но возможно, ее подержат здесь дольше.
Они держались вместе, молчаливые, связанные общей бедой. Через несколько мгновений он сжал плечо своей матери.
– Могу я поговорить с тобой наедине?
Она кивнула, следуя за ним из комнаты ожидания. Они были дружной семьей, но есть некоторые вещи, о которых бабушка и дедушка не знали, и Гидеон предпочитал держать их в тайне.
– Что случилось? – требовательно спросил он, смягчая жесткий тон своего вопроса ласковым пожатием руки матери.
– С момента объявления о помолвке Тревора я всячески старалась оградить ее от новостей. Даже залезла в ее компьютер и телефон, заблокировала общественные сайты. Но я знала, что это только отдаляет неизбежное. Прошлой ночью она узнала. Я слышала, как она рыдала, Гидеон, – прошептала мать, такие же, как у него, темные глаза наполнились слезами. – Я прибежала к ней в комнату и нашла ее свернувшейся калачиком на полу, она безудержно плакала и никак не могла успокоиться. Я испугалась и вызвала скорую.