Спаситель

Вся компания уставилась на профессора, как будто он только что совершил нечто неприличное. Однако слепо бросаться в объятья социальных сетей Росси категорически не желал и начал обдумывать оправдание; в голову ничего достойного не приходило, неловкая пауза явно затягивалась, усугубляя положение.

Ситуацию спасло новое сообщение, присланное Кристине. Ознакомившись с содержанием, дама принялась увлеченно фотографировать себя на телефон.

– Подруга хочет знать, как проходит мой вечер, – обратившись к Леону, пояснила она.

– Ну, думаю, нам стоит оставить профессора в покое, и, Леон, умоляю вас, не закрывайте свое сердце от мира, – проникновенно высказала Кристина и увлекла своего спутника в сторону шампанского.

– Не надо на меня так смотреть – сказал Скорцени, заметив угрюмый взгляд профессора. – В конце концов, ты сам просил меня об этом.

– Я просил тебя о компании лучшего друга, а не об этом, – уколол его в ответ Росси. – Фабио, эта женщина только что размышляла о прощении и о том, что нас отличает от «диких животных», а секунду спустя она же фотографируется на телефон, чтобы похвастаться перед подругой! Я скажу тебе, как специалист: такое поведение – я имею в виду хвастовство – ничем не отличает ее от «диких животных»! – раздраженно заявил Леон.

– Эта женщина возглавляет крупнейший частный канал Германии «ИнтерМаийл», и ты не сыщешь во всей Вселенной более циничных существ, чем люди, занимающиеся телевидением и современным искусством, – парировал Скорцени. – А если тебе претит подобная публика, то мы можем пойти в ближайший ресторан, и ты, наконец, расскажешь мне, что происходит и куда делся тот рассудительный профессор, которого невозможно вывести из себя.

– Хорошо, пошли отсюда, – с облегчением согласился Росси.

Они уже подошли к входу – как вдруг профессора пронзило увиденное! Это она, та самая девушка из облака! На ней было черное вечернее платье, но волосы, плечи – это точно она! Девушка повернула голову, и профессор узнал ее. Паника накрыла его, словно цунами, – это та журналистка, что приходила к нему в номер и на которую он накричал!

Леон бросился к выходу, увлекая за собой Скорцени. Не дай бог этот прохвост заметит! Он обязательно выдаст, начнет приставать с расспросами, и она узнает меня! Но было уже поздно – от опытного глаза журналиста и законченного бабника не могла ускользнуть нервозная суета профессора.

– Ты знаешь ее? – спросил Скорцени, словно гончая, напавшая на след.

– Кого ее? – неуклюже отбивался Росси.

– Эту девушку! Ты точно ее знаешь, старый прохвост! Вот в чем дело, вот почему ты бесишься, словно подросток, она тебе отказала! – ликовал Скорцени. – О чудо, наш старый профессор влюбился!

– Хватит придумывать всякую ерунду! Да, я ее знаю, но мы виделись всего раз, и она мне не отказывала. Потому что я еще не выжил из ума и ничего ей не предлагал! Это тебя устраивает? – категорично заявил Росси.

Оглядевшись, он понял, что побег удался, и можно не опасаться глупого идиота Фабио, который обязательно разыграл бы сцену в присутствии этих моральных ничтожеств, что собрались в галерее.

Однако любопытный друг вцепился в профессора мертвой хваткой.

– Леон, ты можешь мне доверять, обещаю, я не расскажу твоей маме и не буду расспрашивать, о чем ты мечтаешь в ванной, – зачастил Фабио. – Но ты должен мне все рассказать! К счастью, поблизости есть одно уютное местечко, где мы сможем выпить и все подробно обсудить, – уверенно распорядился Скорцени. – Ты знаешь, я в таких делах профессионал!

Миновав пару кварталов, друзья устроились в небольшом ресторане, где интерьер был более уютным и настраивал на откровенные беседы.

– Я сюда приехал отдохнуть и хотя бы на время забыть о работе, – задумчиво произнес Росси. – Но все время веду себя как подросток. Раздражаюсь по любому поводу, думаю о вещах, которые я не в силах изменить, и все время не могу найти себе места…

– Леон, это любовь, – плохо скрывая сарказм, покачал головой Скорцени.

– Нет, ты не понял, я все время думаю, причем зачастую это даже не критические размышления, а просто эмоции. Словно я сам себе пытаюсь что‑то доказать, – Леон говорил, не глядя на друга, словно с самим собой. – А если ты про ту девчонку – я наорал на нее, когда она пришла ко мне в номер за интервью. И теперь, естественно, как любой порядочный человек, я испытываю чувство вины. Хотя могу ли я называть себя порядочным человеком, даже извиниться не хватило духу. Вместо этого я сбежал, как трусливый недоумок, не способный ответить за свои слова. И вот видишь, опять. И так уже почти неделю, – вздохнул профессор, – а мне столько лет казалось, что я уже давно нашел себя и состоялся как личность.

Они засиделись допоздна в ресторане, размышляя о необходимости держать удары судьбы и не забывать наслаждаться прекрасными творениями жизни, что дарованы людям.

 

Глава 5

 

Ганс Швальдер был отстранен от работы в полиции уже неделю, и всю эту неделю он предпочитал алкогольную диету. Его рацион преимущественно состоял из пива и водки, которые он дегустировал в наиболее злачных местах Берлина.

И в этот раз Ганс нашел особенно зловонную дыру, пропитанную никотином, перегаром и расовыми предрассудками. Это был даже не бар, а скорее клуб, в котором собирались персонажи с характерными политическими взглядами. Большая часть посетителей имела внешность, отражающую убогий внутренний мир – бритые головы и одежду, больше напоминающую униформу. Было видно, что многие из посетителей знакомы, а потому Швальдер сразу был замечен, и, по всей видимости, чужакам здесь не были рады.

Возможно, было бы благоразумней уйти сразу и продолжить алкогольную трапезу в другом месте, но благоразумие Швальдер призирал уже неделю. Он демонстративно уселся посередине барной стойки и скомандовал:

– Бармен, водки!

– Предпочитаете со льдом или с закуской? – отозвался бармен, огромный татуированный детина с пышной бородой.

Швальдер за годы работы в полиции научился хорошо улавливать настроение собеседника и сразу распознал презрение, замаскированное под учтивость.

– Я предпочитаю быстро, и чтобы ты не раздражал меня своей нахальной рожей!

Зал замер в ожидании бойни, казалось, вспыхнувшую кровожадную страсть можно было потрогать руками.

– У нас не принято грубить, – с нескрываемым возбуждением ответил бармен.

– Ребята, да это же тот самый полицейский, который помог террористам, – раздалось за спиной у Швальдера.

– Закрой свою пасть или будешь умолять меня о прощении, свинья, – не поворачивая головы, нарочито грубо заявил Швальдер, предвкушая нескучный вечер.

К нему ловким прыжком, полным задора, справа подсел один из бритоголовых и со всей ненавистью, какая была ему доступна, прошипел в лицо Швальдера:

– А ты, значит, не любишь свинину?