Спаситель
На следующий день дождливая пелена затянула небо над столицей Германии, казалось, будто все промокло насквозь.
Толпы людей на улицах вечернего Берлина тянулись к центру выразить свой протест и степень недовольства политикой. Однако промозглый город, вместо воодушевленного, единодушного стремления, навевал унылую атмосферу, словно потоки людей – лишь рутина конвейера на фабричном производстве в раз и навсегда утвержденном плане.
Несмотря ни на что, многие из протестующих были полны решимости заявить о себе. Некоторые искренне верили, что у них все получится, и протесты многих тысяч действительно повлияют на руководство страны.
В назначенное время на площади, в количестве достаточном для значительного, они начали декламировать лозунги на ближайшие окрестности надписями с развернутых в толпе транспарантов.
Все требования и ультиматумы, произносимые на митинге, немцам были уже хорошо знакомы. И большая часть добропорядочной Германии разделяла тревоги и устремления харизматичного вида граждан, с хорошими ораторскими навыками, регулярно выступающих в защиту социального здравомыслия. Однако хроническое пренебрежение властей превращало изначально вполне очевидные и естественные просьбы в нечто одиозное, нечто до глубины, до боли знакомое.
Среди прочих, в толпе митингующих попадались подозрительного вида персонажи. Как правило, бритоголовые мужчины крепкого телосложения. В основном они концентрировались у трибун и вели себя вполне благообразно. Миру и спокойствию, кроме особо впечатлительных ораторов, ничего не угрожало. И простому прохожему могло показаться, что это обычная ярмарка или фестиваль.
Ловкие торговцы предлагали все необходимое для вкусной прогулки без отрыва от происходящего. Лотки, украшенные разноцветными шариками и лентами, словно лучики солнца, добавляли оптимизма в банальную серость дождливого дня.
Дети по большей части не понимали происходящего и стремились заполучить как можно больше сладостей и цветных флажков у незнакомых взрослых, раздававших их всем бесплатно.
В пивных было не протолкнуться. Сегодня основной темой разговора за кружкой пива была не спортивная жизнь, а политика, как в старые добрые времена.
Пеструю гармонию толпы разрушили два молодых человека в белых спортивных костюмах, с капюшонами на голове. Их отличие было разительное. Центральной темой мероприятия было засилье мигрантов с востока. Лица неевропейской внешности старались не посещать подобные собрания. Тем не менее никто не обращал на них внимания: одни праздно шатались с чувством сопричастности, другие заслушивались очередным горлопаном с трибуны.
Первый двигался в центр площади, едва сдерживая страх. «Братья рассчитывают на меня, я должен исполнить волю Всевышнего. Он выбрал именно меня! – судорожно размышлял араб. – Шейх не простит мне слабости, я должен!» – отчаянно убеждал он себя, с усилием передвигая ноги навстречу неизбежному. Казалось, все вокруг подозревают, знают, зачем он здесь. Вот‑вот какой‑нибудь неверный схватит его и закричит на всю площадь. Стараясь не поднимать глаз, он то останавливался, то нетвердым шагом протискивался в толпу.
Второй уверенным шагом приближался к трибуне, свысока разглядывая окружающих. Казалось, что все эти ничтожества, сытые и довольные, боятся даже взглянуть в его сторону. Из наушников протяжным напевом лилась седьмая сура Корана.
«Эти нечестивые собаки, пожиратели свиней, даже не знают, что сегодня на них падет кара Всевышнего! – яростная гордость переполняла его при мысли о тех, кто окружал его сейчас. – Меч Господа покарает их за грехи и то зло, что есть они сами».
Так бы и случилось, но на пути гордыни встал страх. Его перепуганный друг вынырнул из толпы на полицейского, в трех метрах вокруг которого не оказалось никого. Он словно оцепенел от неожиданной встречи и замер, не в силах двинуться с места. Патрульный сразу обратил внимание на подозрительного субъекта и уже сделал шаг к нему навстречу. Правая рука потянулась к пистолету, а левая поднималась раскрытой ладонью на уровень лица араба. Взрыв убил их обоих и еще с десяток человек вокруг.
Ударная волна прокатилась по всей площади. Второй араб прошел метров пять и повторил судьбу первого. Еще один взрыв прогремел в ста метрах от трибуны. Толпа замерла от неожиданности, а через мгновенье пронзительный вопль разорвал пелену небытия. Люди бросились врассыпную, прочь от гибели, не разбирая пути. Взрывы произошли в разных концах площади, и ужас погнал несчастных навстречу друг другу.
Стоявший в оцеплении полицейский Ганс Швальдер не мог поверить в происходящее. Бывалый солдат, прошедший Ирак и Афганистан, не был готов увидеть взрыв на улице Берлина. Словно оказавшись в дурном сновидении, ошарашенный блюститель порядка наблюдал за происходящим.
Очередь сверху буквально скосила семью на его глазах. Увидев искры разлетающихся рикошетом пуль, Швальдер мгновенно собрался. Кошмар еще не закончен, все в самом разгаре! Полицейский сразу определил, откуда ведется огонь; стрелок засел на крыше здания, у которого стоял Швальдер.
«Бежать к нему на крышу и пристрелить гада!» – машинально принял решение Ганс.
Но очередь не стихала, с каждым мгновеньем унося все больше жизней.
«Да сколько же у него патронов!» – в отчаянье подумал полицейский, уже подбегая к подъезду.
И вдруг Швальдер увидел ребенка, забившегося под мусорные баки. Маленький мальчик истерично рыдал, а рядом, с простреленной головой, лежало тело его отца. Ганса захлестнуло волной эмоций, он уже не мог себя контролировать. В тот же миг он оказался у мусорного бака с поднятым вверх пистолетом. Увы, стрелка не было видно. Отбежав на пару метров в сторону, он увидел силуэт на крыше и уже было вскинул руку, крепко сжимавшую пистолет. Но тут на него наскочил кто‑то из толпы и опрокинул на мостовую. Люди, разбегавшиеся с места бойни, в панике не замечали ничего вокруг. Единственное, что имело значение для них, – это спастись!
Швальдер вскочил, понимая, что каждая секунда промедления означает ещё одну смерть. И снова истеричная масса помешала открыть огонь. Ганс заорал во все горло:
– Черт, пошли все вон, убирайтесь, иначе всех перестреляю, ублюдки!
Для придания словам большей убедительности он дважды выстрелил в воздух – толпа отринула, и Ганс тут же вскинул пистолет в сторону крыши.
Будто чувствуя опасность, террорист отошел дальше от края и стрелял уже в центр толпы. В отчаянии Швальдер бросился к подъезду, попутно распугивая окружающих выстрелами в воздух.
Ворвавшись в здание, он устремился наверх к выходу на крышу дома и буквально взлетел по лестнице, уже предвкушая, как расстреляет сволочь, засевшую на крыше. Уже на последнем этаже Швальдер услышал глухой хлопок. Наверху его ожидало лишь разорванное в клочья тело, ошметки от которого долетели до соседнего здания.
Опустошенный Ганс свалился на кровлю, потеряв всякий интерес к происходящему. Но вдруг с противоположной стороны площади, будто эхо, долетел звук второго взрыва. Обернувшись, он увидел, как нечто разлетелось по крыше, словно новогодняя хлопушка.
«Еще один», – безучастно выдохнул Швальдер, он вдруг перестал замечать вопли толпы и дикий хаос, творившийся внизу. Эмоции закончились, и сама жизнь перестала вызывать интерес.
В кабинете начальника он пытался изобразить участие, но ничего путного из этого не выходило.
