Невероятная и печальная судьба Ивана и Иваны
С этого дня между двумя подростками установились странные отношения, с трудом поддающиеся определению. В Фостене, без сомнения, пылало желание юноши к соблазнительной девушке, несмотря на разницу в общественном положении. Он мечтал оказаться с ней в постели, но старался гнать прочь столь грубые мысли. Иване, со своей стороны, льстило его внимание. Но для нее это был в первую и единственную очередь способ отдалиться от брата, попытка перенести свои чувства к нему на другого парня.
Теперь Фостен заезжал за Иваной на мопеде каждое утро. Она надевала шлем, надо сказать, не слишком элегантный, садилась на заднее сиденье, и он увозил ее в Дурно, где находился коллеж, а вечером привозил обратно. Каким неизъяснимым очарованием были наполнены эти поездки по дорогам Кот‑су‑ле‑Вана! Пока солнце, всесильное и беспощадное, еще не поднялось высоко, истребляя тени и сглаживая рельефы, вся местность купалась в молочной прозрачности, и это было чистое волшебство. А вечером наступало царство непроглядного мрака. Слышалось лишь могучее бормотание моря, которое катило свои гигантские волны к самому горизонту.
Однажды вечером Фостен с Иваной застали дома Ивана, который, вопреки обыкновению, пришел ужинать домой. Пока Симона готовила стромбусов[1], которых быстро насобирала для своего любимого мальчика, он смотрел по телевизору с плоским экраном футбол. Увидев парочку, Иван вскочил, приоткрыв рот и вытаращив глаза от изумления. Словно не заметив протянутую Фостеном руку, он бросил сестре:
– А это еще кто, откуда взялся?
Ивана пустилась в путаные объяснения, а сам Фостен благоразумно покинул дом, даже не присев отдохнуть. Симона поставила на стол тарелку с нарезанным авокадо, рис по‑креольски и фрикасе из стромбусов, издававшее дивный аромат. Однако семейный ужин прошел в полном молчании. Ивану охватил страх. В воздухе повисло предчувствие неотвратимого… Так и случилось. Около часа ночи, спрятав под рубашкой нож, прихваченный с материнской кухни, Иван улизнул из дома, чтобы подкараулить Фостена у бара «Еще рому», где тот выпивал с друзьями. А когда вышел, Иван остановил его и повел на берег моря. Там силуэты двух юношей растворились в темноте. Что же произошло? Мы не знаем всех подробностей. Только то, что назавтра двое рыбаков, возвратившихся с Антигуа, нашли израненное тело Фостена в луже крови. Целая толпа свидетелей обещала задать Ивану кровавую взбучку, когда того пришли арестовать в «Каравелле» в 10 часов утра. Некоторые перепуганные туристы тут же собрали чемоданы; эта история нанесла урон репутации гостиницы. Самого Фостена срочно доставили на вертолете в больницу Пуэнт‑а‑Питра, где за его жизнь боролись трое врачей.
Это был первый срок Ивана, или, как говорят у нас, первая ходка. За нападение на Фостена он был приговорен к двум годам тюремного заключения. И обязан был этим, относительно мягким, приговором своему официально назначенному адвокату, мсье Винёю, который уже сделал себе имя благодаря своим весьма оригинальным защитительным речам. Одни считали их блестящими. А другие находили тенденциозными и демонстрирующими абсолютное незнание адвокатом гваделупских реалий. Что касается Ивана, адвокат выставил его эдаким заблудшим агнцем, возмущенным, что его сестрой пользуются, как игрушкой, как бездушной куклой для развлечения богатенького сынка. В действительности между Фостеном и Иваной ничего такого не было, если не считать пары поцелуев и прикосновений. Но как это докажешь?
Тем временем Маноло, отец Фостена, не собирался сдаваться. Два года тюрьмы за то, что его сына покалечили, – это просто издевательство. Он решил мстить. Да‑да! Необходимо извести эту семейку, источающую преступные миазмы. Он надавил на своего дружка‑мэра, чтобы Симону вычеркнули из списка нуждающихся в ежемесячном пособии в несколько евро, а кроме того – выселили из муниципального жилья, которое она получила больше 20 лет назад, задолго до рождения близнецов. И вот однажды утром полицейские вытащили Симону и Ивану из постели и вышвырнули на улицу вместе с их нехитрыми пожитками. Но они не взяли в расчет Майву. Ее совершенно не устраивало, что теперь она вынуждена делить свою крошечную хижину с дочерью и внучкой, и она стала молиться Кукурмине, повелителю невидимого, что прячется в малой бесконечности и царит в бесконечности необъятной, чтобы он пришел им на помощь. Тот, очевидно, внял ее мольбам, потому что через три дня, встав среди ночи, чтобы помочиться, Маноло споткнулся в темноте о неизвестное препятствие и упал всем телом, раскроив себе череп об угол собственной ванны.
Что это была за феерия, похороны Маноло! Его близкие, включая родителей, съехались кто откуда: из Парижа, Марселя, Страсбурга, Лиона и Лилля. Ведь многим известен неоспоримый факт, что гваделупцы бывают двух видов: те, кто мается без работы на родине, и те, кто перебивается случайными заработками в метрополии. Встречались и везунчики, которые нарушали этот «закон» и неплохо устраивались за границей, но это было скорее исключение. Родня Маноло умудрилась превратить траурное мероприятие в повод для туристических развлечений. Одни взяли напрокат автомобили и отправились в Матубу[2], чтобы искупаться в прохладных водах двух ее рек – черной и красной. Другие делали селфи и катались в Рош‑Гравé к слиянию трех рек и на возвышенность Люсетт Мишо‑Шеври[3] в Монтебелло. А третьи уехали на целый день на острова Ле‑Сент или Мари‑Галант.
– Вот и неправда, что Карибское море более синее, чем Атлантический океан! – заявила одна из сестер Маноло.
Она жила в Сен‑Мало и была замужем за бретонцем, иллюстрируя на своем примере вековое пристрастие последних ко всему антильскому.
Что особенно добавило праздничного ощущения – так это аппетитные блюда, которыми потчевали гостей. Сначала подали «кровяную колбасу – одну потоньше, шириной в два пальца и закрученную в спираль, другую – куда плотнее и толще, за ней бенин[4], приправленный чабрецом и столь щедро сдобренный специями, что во рту горел огонь» (описание Эме Сезера[5]), затем фаршированных крабов, коломбо[6], тушеного тунца, фрикасе из красноперок и стромбусов… После окончания заупокойной службы мэр не дал кюре произнести положенную скорбную проповедь, но поднялся на кафедру сам.
– Африканская пословица гласит: со смертью одного старика сгорает целая библиотека, – вещал он. – Маноло знал традиции старины, которые мало кто помнит, и унес их с собой в могилу.
[1] Крупный головоногий моллюск, популярный деликатес жителей Антильских островов.
[2] Матуба – национальный парк Гваделупы, богатый уникальными водными источниками, отличающимися необычным цветом благодаря насыщенности разными минералами.
[3] Названа в честь выдающегося политического деятеля Гваделупы и Франции, «железной леди Карибского моря», уроженки Гваделупы (1929–2021).
[4] Традиционное блюдо из маиса происхождением из Бенина (Африка).
[5] Эме‑Фернан‑Давид Сезер – французский мартиникский писатель, поэт и общественный деятель (1913–2008).
[6] Мясное или рыбное рагу с рисом.
