Тайны профессорской тетради. Повести и рассказы

Сегодня утром стал конверты раскладывать, и опять фамилия Багирова по глазам мне резанула. Надо же, подумал я, пару дней назад заказ принял, а вот теперь самому его и доставлять приходится. Багирова. Может, у них там эта фамилия очень распространённая, как у нас Иванов, не знаю, но насторожиться она меня вполне определённо заставила. И вот, представьте, звоню в дверь, а мне её открывает аспирантка из нашего института Лиана Багирова. Что со мной было – даже вспоминать не хочется. В глазах сразу потемнело, во рту сначала пересохло, а потом противный горьковато‑кислый привкус появился. А сердце так и бу́хает, будто колокол самый большой на колокольне, аж гул в ушах стоит. Ноги сразу ватными стали, и мне захотелось подогнуть их, на пол лечь, свернуться в клубочек и больше не шевелиться. И такой мною ужас овладел, что я даже глаза закрыл.

– Ваня, добрый день! Вот не ожидала! Что с тобой? Боишься, что в институте узнают, что подрабатываешь в отпуск? Да все крутятся как могут, не ты один. Кто на скорой, кто где, что здесь такого? Вот ты такую работу нашёл, а Витька Пенкин из клинической лаборатории на мясокомбинате туши таскает – грузчиком на два месяца аспирантского отпуска пристроился. Ему там нравится, говорит, и сыт, и домой немного принести можно, да и деньги платят. Не бойся ты, я никому ни слова не скажу, да и не смогу, ведь я завтра домой уезжаю. Пойдём в комнату, чаю попьём.

Лиана меня за руку взяла и силком в комнату потащила. Я даже сопротивляться не мог, так безропотно и пошёл. Стул поставила, слегка подтолкнула, я сел, всё так же зажмурив глаза, а в голове одна мысль бьётся о стенки черепа, никак на волю вырваться не может: «Какой позор!»

Тут надо одну вещь пояснить. Эта самая Багирова, не по своей, разумеется, воле, не из желания мне жизнь испортить, просто так ситуация сложилась, но именно из‑за неё мой каторжный труд в майские праздники превратился в самую сокрушительную для меня неудачу. Другими словами, вольно или невольно, но подкинула она мне настоящую подлянку.

А начиналось всё просто замечательно. В середине апреля наша учёный секретарь сообщила мне радостную весть. На последнем до летних каникул учёном совете высвободилось одно место для защиты кандидатской диссертации, и председатель совета, он же директор института, распорядился, чтобы на это место меня поставили. Совет должен был заседать 25 мая – в общем, время для окончательного оформления работы у меня было и особо волноваться не следовало. Оставалась‑то самая малость. Найти типографию, где бы напечатали автореферат моей диссертации, перепечатать начисто в шести экземплярах саму диссертационную работу, за неделю до защиты отдать по экземпляру официальным оппонентам – и всё, зубри доклад, дорогой товарищ, да готовься отвечать на разные, не дай бог заковыристые, вопросы. В общем, как говорится, готовься, Ванечка, к получасу позора, а взамен – к обеспеченной старости…

Тут Лиана меня за руку тронула, и я от своих воспоминаний вынужден был оторваться. Оказывается, она на кухню уходила, а теперь вернулась с горячим чайником.

– Прости, Ваня, ничего к чаю в доме нет, вот варенья немного из фейхоа на донышке банки осталось, и всё. Ты такое варенье, наверное, никогда и не пробовал, да и ягоды такие вряд ли видел, так что предлагаю познакомиться, – и ложку чайную мне в руку суёт.

Я машинально в банку залез и ковырнул немного какой‑то зелёной массы. Запах мне понравился, лизнул чуть‑чуть – вкусно. Непривычно, но действительно вкусно оказалось. А когда чаем запил, то понемногу в себя приходить стал. Действительно, права Лиана, что здесь такого? Ну, устроился на доставку билетов, бегаю по городу, как борзая, ноги в кровь сбивая… Это я утрировал, конечно, но мысль, что ноги можно в кровь сбить, сам даже не знаю почему, меня окончательно успокоила, и я начал вокруг оглядываться. Интересно, дом новый, ещё даже запах специфический новостройки остался, а мебель вся дряхлая, по помойкам, что ли, собирали её?

Лиана заметила моё недоумение и пояснила:

– Ты не удивляйся, это ведь не моя квартира, я её только на месяц сняла. Я же в Баку живу, там и работаю, а в Москве бываю только наездами. Ваш профессор Смушкевин предложил мне интересную диссертационную тему, он с моим научным руководителем Джавадом Берды‑оглы дружит, поэтому и решил помочь. У нас нет совета по биохимии, вот все и вынуждены кто в Москву, кто в Ленинград на защиту ездить. Мне повезло, я к вам попала. Смушкевин такая умница. Говорят, из самой простой рабочей семьи, а вот профессором стал, лауреатом. Про брата его слышал?

Я головой отрицательно помотал.

– Так я тебе сейчас расскажу. Представляешь, брат его простым отоларингологом в больнице работал, но такие чудеса творил, что больные со всего Союза в эту больницу попасть пытались. Так вот американцы его сманили, он в Штаты и уехал. Там под него целую клинику открыли, сейчас очень богатым стал, брата теперь сманивает, а тот ни в какую. Буду, мол, в Союзе работать, и всё тут.

Она мне всё рассказывала и рассказывала, и я понимал, что делает она это, чтобы я в себя окончательно прийти смог, а Лиана заметила, что своего почти добилась, и говорит:

– Вань, ты меня извини, что так неудачно с твоей защитой получилось и я тут вклинилась, но так положено: целевые аспиранты обязаны защититься за три года обучения. Мы же в подвешенном состоянии оказываемся: у себя никому с этой темой не нужны, а у вас под ногами путаемся.

Я решил разговор в другую плоскость перевести и начал рассказывать, что именно я у неё заказ по телефону принимал и билет на нужную дату сумел отыскать, а когда этот билет нёс, всю дорогу надеялся, что вдруг Багирова – распространённая в Азербайджане фамилия и кривая вывезет, всё обойдётся и меня встретит совсем другая Багирова, однофамилица просто.

Она только руками всплеснула:

– То‑то мне голос по телефону знакомым показался, у тебя же он такой приметный. Ну, спасибо так спасибо. Я ведь в нескольких очередях на вокзале отстояла – нет билетов, и всё тут. Хорошо мне ребята в лаборатории подсказали в службу доставки обратиться. Часа два я с телефонной трубкой у уха просидела, думала, что она к нему прирастёт на всю оставшуюся жизнь, пока ответа не дождалась. А потом со мной ещё чуть ли не целый час вопрос с билетом решали. А это ты, оказывается, был, надо же! Вы что, вначале заказы принимаете, а потом их сами разносите? Слушай, а где тебе удалось билет найти, когда мне в кассах каждый раз объясняли, что их нет?

Вопросы на меня прямо посыпались. Пришлось подробно всё объяснить, чтобы Лиана поняла, как дело обстоит, но, пока объяснял, понял, что потерял у неё массу времени, придётся нагонять, и торопливо прощаться стал.

Она поняла, что меня задерживает, отошла к окну, открыла одну из сумок, стоящих на полу, достала оттуда небольшую металлическую вещицу, по размеру не больше ладони, и сунула мне в руку:

– Ваня, вот тебе от меня на память. Это старая чеканка, ещё до войны мой дед её сделал. Моя мама из Дагестана, там есть село Кубачи. Ты, наверное, о таком и не слышал никогда. Так вот оно ещё со Средних веков на весь мир знаменито своими мастерами по металлу. Когда‑то там изготавливали кольчуги и другие доспехи, а потом стали заниматься производством украшений да различных хозяйственных изделий. Мой дед был известным мастером. Одним из лучших по работе с серебром и золотом. Возьми, мне эта вещица дорога как память о нём, но я хочу, чтобы у тебя обо мне тоже память осталась. Поэтому прошу: возьми и вспоминай хоть изредка Лиану Багирову. Наверное, нам с тобой больше никогда увидеться не доведётся, так пусть хоть память останется.