Тайны профессорской тетради. Повести и рассказы

– Это здесь жарко. Представляю, что нас на Украине ждёт. Мы в Рубежное, в Ворошиловградскую область, едем. Студентов на практике сопровождать буду. Я уж не первый год этим занимаюсь. Немного желающих находится со студентами на практику кататься. Вот в этом году, кроме меня, вообще никто не захотел. А я с удовольствием езжу. Согласился даже с четырьмя группами сразу в путь отправиться.

– Слушайте, – вдруг оживился он, – так здорово придумана эта доставка билетов. В прошлые годы я столько времени терял в очередях на вокзале, чтобы билеты купить, а в этом студентку одну посадил у телефона, и она, представьте, через пару часов все вопросы решила. И вы так удобно с самого утра пришли. Даже благодарность хочется написать. У вас с собой случайно жалобной книги нет? Я бы с таким удовольствием туда благодарственные слова написал.

Я головой покачал, а он засмеялся своей шутке.

Пока я чай пил, он внимательно билеты рассматривал, даже лампу настольную включил, всё пытался в них что‑то найти, водяные знаки, что ли, я так и не понял. Затем, убедившись, что всё в порядке, он билеты пересчитал и из верхнего ящика стола достал перетянутую резинкой, вырезанной из пальца резиновой перчатки, увесистую пачку денег.

– Пересчитайте, пожалуйста. – Он протянул эту пачку мне. – Извините, но в кассе у нас были только десятки, вот и получилось столько.

Я посмотрел в ведомость. Общая сумма за билеты туда и обратно составляла 1874 рубля. Однако денег оказалось намного больше – 1994 рубля.

– Простите, вы лишнее мне даёте, – сказал я, указывая на сумму в ведомости и протягивая ему 120 лишних рублей.

– Всё я правильно посчитал, – с обидой в голосе произнёс он. – Все знают, что за доставку надо заплатить по рублю за каждый билет. Вот это, – и он пальцем указал на деньги, которые я ему протягивал, – за доставку. Поверьте, я никогда не ошибаюсь, – с явной гордостью произнёс он, а потом добавил: – Да и деньги мне в институтской кассе выдали, так что берите, не беспокойтесь.

Я вышел из института, отошёл в сторонку, встал в тенёчек под большим деревом и закурил. Надо было прийти в себя.

К двенадцати часам мой планшет сильно похудел. Я уже добрался до Девичьего поля и вошёл в вестибюль огромного здания Военной академии имени Фрунзе. Это был один из самых последних адресов в тот день. Настроение у меня было самое замечательное. На небе появились облачка, изредка даже тень набегала, в такие минутки сразу же казалось, что жара, к которой мы почти привыкли и считали её уже не очень приятным, но неизбежным явлением, стала спадать.

У входа стоял дежурный с красной повязкой на рукаве, а может, постовой, я не знал, как назвать того курсанта, который бросил взгляд на билеты, находящиеся в моей руке, и сделал жест, что я могу войти.

Вестибюль был пуст. Меня никто не ждал. Это и удивило, и несколько раздосадовало меня. Я набрал такой темп, ещё минут десять – и я бы на Плющихе отдал последние билеты, а там со «Смоленки» до «Комсомольской» всего несколько остановок на метро, пусть и с одной пересадкой, но это будет финиш. Такой рекорд установлю, что… Я даже не стал продолжать, что толку. Стоял, ждал, время шло, рекорд мог сорваться.

В вестибюле было прохладно, и даже такая мыслишка промелькнула: может, хорошо, что заказчик пока не пришёл, в прохладе передохну чуток. Но время идёт и идёт, а никакого движения как не было, так и нет. Я уж даже нервничать начал. Минут пять потерял, если не больше. Я пришёл, а меня не встречают – не дело это.

Я к тому, что с красной повязкой у входа стоял, обратился:

– Командир, ну когда этот, – я фамилию, на конверте написанную, прочитал, – спустится, я ждать долго не могу, у меня дел ещё невпроворот.

Тот равнодушно так ответил:

– По всем вопросам обращайтесь к дежурному по академии, он вон там находится, – и ручкой небрежно на противоположную стену указал.

Вестибюль огромный, я, пока стоял, обратил внимание и на пол, клетчатый, как шахматная доска, и на горящего золотом Михаила Васильевича Фрунзе, стоящего в полный рост на постаменте на фоне целого моря развевающихся мозаичных красных знамён, и на множество барельефов на стенах с эпизодами героического пути Красной Армии, которая гнала и побеждала наших врагов, и на потолок с лепниной и массивными светильниками с красной звездой на плафонах, а вот на небольшую конторку, за которой виднелась голова ещё одного живого человека на таком огромном пустом пространстве, внимания не обратил. Я себя даже по лбу шлёпнул за такую невнимательность. И действительно, что я к этому пацану пристаю: пусть он и в форме военной да с красной повязкой на рукаве, но поставлен здесь лишь для того, чтобы посторонних лиц в здание не пущать, а не на вопросы допущенных отвечать. На вопросы‑то отвечать специально обученное лицо должно, которое за конторкой сидит и за мной издали наблюдает.

Я туда, а там не хухры‑мухры, а немолодой уже офицер с подполковничьими погонами на форменной летней рубашке сидит. Я ему билеты показываю, а он мне в ответ:

– Извините, я после вашего звонка сообщил, что вы на подходе. Меня попросили передать, что к вам скоро выйдут.

И всё. Снова доброжелательный взгляд, и ничего более. А время‑то тикает. Мой рекорд, на который я уже почти ставку готов был сделать – как же, по шестидесяти адресам разнести билеты менее чем за пять часов, – под вопросом оказался. Повис, понимаете, на флажке, как в шахматах: не успеешь ход сделать, флажок упадёт – и тебе в самой что ни на есть выигрышной позиции поражение засчитают. Я нервничал, а подполковнику хоть бы что. Он‑то на своём месте сидит и никуда спешить не обязан.

Я постоял‑постоял, а потом спросил:

– Товарищ подполковник, а можно я погуляю здесь немного, на стены полюбуюсь да Михаилу Васильевичу поклонюсь. Жаль, цветы с собой не захватил, к подножию положил бы.

Он даже заулыбался, но ответил чётко, по‑военному:

– Погуляйте, полюбуйтесь, поклонитесь.

Ну, я и пошёл гулять и смотреть. Первым делом к памятнику Фрунзе подошёл. В длинной шинели, почти до земли, по моде того времени, в котором он навсегда остался, стоял Михаил Васильевич и куда‑то в сторону смотрел, наверное, в светлое будущее всего человечества. Голова непокрыта, волосы приглажены, а руки к груди прижаты, но не скрещены и даже пальцами одна другую не касаются. Хороший памятник, я и поклонился ему, не памятнику, конечно, а памяти этого незаурядного человека и полководца.

Обошёл я всё по кругу, на всё полюбовался и даже, про себя конечно, судьбу поблагодарил за такую возможность – побывать там, куда простым смертным вход запрещён. Но заказчика всё нет и нет. Я уж снова нервничать начал, на часы посмотрел – чуть за голову не схватился, почти полчаса потерял! Нет, сам‑то я, разумеется, с пользой их для себя провёл, но для дела‑то потерял. Поэтому начал подполковнику на часы свои показывать, он понял, трубку телефонную в руку взял, сказал в неё что‑то и опять положил. Рукой только мне махнул, мол, ещё чуть‑чуть подождать придётся, самую малость.

Пришлось смириться. Два билета СВ до Владивостока – это же не шутка, 175 рублей они стоят, без малого две сотни. У подполковника явно таких денег в кармане быть не может. Придётся ещё подождать.