Тайны профессорской тетради. Повести и рассказы

– Вань! Ситуация такая. Берут туда только студентов или аспирантов. Учащуюся молодёжь, в общем, – пьяненько подхихикнул он. – Ты ведь в аспирантуре вроде учишься? Значит, если справку принесёшь, тебя возьмут. Хотя… – И он опять задумался. – Нет, так дело не пойдёт. Там тебе под моей фамилией трудиться придётся. Там ведь именно за меня просили.

– Лёш, – прервал я словесный поток, льющийся из его уст, – с чего ты решил, что я там трудиться собираюсь? У меня сейчас запарка на работе, ни на один день оторваться не могу.

Я ему много чего ещё хотел сказать, но он меня опередил:

– Иван, а тебе что, штука деревянных не нужна?

Я так и присел чуть ли не на пол, хорошо стул рядом оказался.

– Не понял. О какой такой штуке ты говоришь? – спросил я, а сам с надеждой на телефонную трубку, зажатую в руке, смотрю.

– Слушай меня внимательно и не перебивай старших по званию, – прорезался командный голос у будущего офицера, а пока ещё курсанта одного из престижных высших военных училищ. – В этой фирме зарплату не платят, доход складывается из добровольных пожертвований благодарных клиентов. В среднем за день доставщик билетов обслуживает 30–35 человек. Каждый в качестве благодарности даёт один рубль. Арифметику ты хорошо знаешь, поэтому продолжать не буду. А пока соображаешь, я отлучусь на минуточку. – И его трубка опять, теперь уже явственно, на телефонный аппарат упала.

В уме я считаю действительно хорошо, а самое главное – быстро. Поэтому за то время, что братец очередную дозу в себя вливал, я уже твёрдо решил, что с утра беру отпуск – и гори всё синим пламенем (я свою диссертацию имел в виду).

Лёха перезвонил довольно‑таки быстро, но уже был настолько хорош, что я с трудом понял одно. В понедельник в восемь утра я должен быть в приёмной товарища Топорковского, директора конторы, зашифрованной под аббревиатурой ЦЖБОП. Находится она на площади между Ленинградским и Ярославским вокзалами.

На следующее утро, задолго до начала рабочего дня, я уже бродил по Комсомольской площади, безуспешно разыскивая контору, которую мне так расписывал Алексей. «Вот дурак, опять поддался на его пьяный трёп! Сколько раз уже зарекался не верить этому обалдую, так нет, на деньги польстился», – бормотал я про себя, направляясь с самого дальнего края площади в сторону метро.

Как я догадался обратиться с вопросом к милиционеру, который прогуливался по тротуару неподалёку от входа в подземку, я сам не знаю. Недолюбливаю я эту публику и всегда пытаюсь их стороной обойти. Нет‑нет, вообще‑то, я вполне законопослушный гражданин и ни в чём неположенном меня обвинить просто невозможно. Но вот не люблю я их, и всё. А тут сам подошёл и вопрос задал. К моему искреннему удивлению, милиционер мой вопрос понял и даже предложил отвести меня к этой самой ЦЖБОПе. Оказалось, что я вовсе не там искал. Под площадью Алексей имел в виду то достаточно большое пространство, которое протянулось от здания Ленинградского вокзала до платформ Ярославского направления. Вот прямо за наземным вестибюлем станции метро «Комсомольская‑кольцевая» и увидел я трёхэтажное здание, по самому верху которого бежали буковки, складывающиеся в надпись: «Центральное железнодорожное бюро по обслуживанию пассажиров».

«Действительно ЦЖБОПа», – подумал я, сказал стражу порядка спасибо и, наверное удивив его, устремился к входу в метро. Опаздывающих на работу в нашем институте не приветствовали.

После Лёхиного звонка я часто удивляться стал, да не просто удивляться, а сильно. Вот и в тот день дождался я послеобеденного времени, когда у нашего начальства расслабленность наступала и оно нас, своих сотрудников, на какие‑то полчаса людьми считать начинало. Смотрю, завлаб к раковине подошла – чашку, из которой она в обед кофе пила, помыть. Вот тут я и подкатил со своим заявлением на отпуск. Чего угодно ожидал: что она моё заявление на мелкие клочочки порвёт или мне прямо в лицо им запустит, предварительно скомкав, – но того, что произошло, не могло мне присниться даже в самом сказочном сне. Она моё заявление прочитала да спросила так буднично, как будто о погоде на улице осведомлялась:

– Иван Александрович, вы, по‑моему, два года не были в отпуске?

– Ну, положим, не два, а три. Только какое это имеет значение?

– Три, говорите? Нет! Три не дам, а вот два месяца берите, – и свою подпись на заявлении, изменив продолжительность моего отпуска до двух месяцев, поставила.

Схватил я это заявление и в кадры устремился. Там и узнал причину такой начальственной щедрости. Оказывается, завлаб на следующей неделе в зарубежную командировку летит – в Софию на целых три месяца. Советский Союз в Болгарии большое фармацевтическое предприятие построил, на котором и наши препараты производиться должны. Вот её и назначили руководителем группы советских специалистов, ответственных за пусконаладочные работы на этом участке. Монтаж оборудования уже был закончен, теперь требовалось всё это запустить, обеспечить качество и выйти на заявленную мощность. Её работа это. Вот и пришлось ей туда лететь. Ну а на три месяца она не расщедрилась, как я решил, по двум причинам. Первая – чисто человеческая: мол, нефиг ему столько гулять, чтобы не разбаловался, значит. А вторая – нефиг и ей столько в этой Болгарии сидеть. На весь запуск она сама себе срок установила в полтора месяца и дирекцию об этом уведомила, и знаете, хоть я и забегаю в своём повествовании немного вперёд, уложилась день в день. Умная она и деловая очень, этого у неё не отнять, хотя к нам, грешным, помягче могла бы относиться. Но это к сути моего рассказа не относится. Это я уж так говорю, себя жалеючи.

 

Глава вторая

 

В понедельник, 3 июня, я, когда до восьми ещё минут десять оставалось, подошёл к двери, табличка рядом с которой извещала, что именно здесь находится кабинет начальника ЦЖБОПа товарища Топорковского Виктора Петровича. В приёмной никого не было. Дверь в кабинет была открыта нараспашку, но за ней оказалась ещё одна, слегка приоткрытая. Я потихоньку туда заглянул. Большой кабинет оказался у товарища. Прямо напротив двери у стены стоял массивный стол, а от него к двери тянулся ещё один, вокруг которого стояли стулья. «Это чтобы совещания с другими товарищами проводить», – догадался я.

За столом сидел тоже массивный такой дядя в светлой железнодорожной форме – наверное, парадной или летней, так я подумал – и что‑то писал. Я уже голову хотел назад в приёмную втянуть, но тут он свою поднял и меня увидел.

– Ну, чего застыл? Начал заходить – заходи.

«Не очень‑то он меня любезно встречает», – подумал я, но пригласили – значит, надо зайти.

Он на меня смотрел, я – на него. Так в смотрелки поиграли немного, он и спрашивает:

– Ты кто? – А лицо такое недовольное, помешал я ему, наверное.

– Богоявленский Алексей, сказали к восьми зайти. Вот я и зашёл, а в приёмной никого, – ответил я.

– А, Богоявленский, – подобрел товарищ Топорковский. – Мне насчёт вас звонили. Спуститесь на второй этаж, в операторскую, там Полина Петровна сейчас собеседование проводит. Идите к ней и скажите, что со мной всё согласовано. – И он улыбнулся на прощание.