Тринадцать секунд

Признаюсь, я не люблю встревать в семейные отношения – дрязги меж родственниками длятся долгие годы, и уже одним этим способны истощить нервную систему самого стойкого человека. Особенно адвоката, принявшую по долгу службы или за вознаграждение, одну из сторон конфликта.

Но случай, о котором я хочу рассказать, стал исключением из всех известных правил, разрушив твердокаменные каноны семейных ссор. С самого начала дело представлялось каким‑то абсурдным; было в нем больше от театральной постановки, нежели от реальной драмы жизни. И все же…, впрочем, судить тебе.

Это произошло год назад, как раз в начале весны. Ясные погожие деньки, голубое небо, первые цветки подснежников…. Идиллия, распространившая свое влияние и на человеческие отношения, внесла внутрь бетонных коробок, казалось, недоступных зову природы, тишину и покой. Число преступлений, регистрируемых в городе и окрестностях, резко снизилось, а что до убийств, так они на какое‑то время, неделю или больше, и вовсе прекратились.

И вот, посреди этой миргородской тиши и благополучия около семи часов бархатного вечера – как гром среди ясного неба, звонок в дежурную часть. Звонили из дома Кищуков, срывающийся женский голос сообщил о покушении на убийство, глава семьи Василий Кищук серьезно ранен, требуется медицинская помощь.

Звонила супруга раненого Зинаида Кищук. Приехавшие милиционеры забрали у нее из рук пистолет Макарова с семью патронами в обойме и следами недавнего выстрела. Пистолет принадлежал самой Зинаиде. В отделении она дала первые показания. Этим вечером у них с супругом вышла крупная ссора, впрочем, она была вынуждена сразу оговориться, что ссоры, подобные этой, у них явление нередкое. Однако, в сей раз обычная ругань перешла всякие границы, крики обоих Кищуков услышали даже на улице. Первым не выдержал Василий и вышел из гостиной, где происходила словесная баталия, в спальню, уходя, он потребовал от жены немедленно собирать вещи, заявив, что только через его труп она будет жить в этом, купленном на деньги его матери, доме. От слов Василий перешел к делу и сам принялся собирать ее платья, проще сказать, выбрасывал их из шкафа. Когда Зинаида вошла в спальню, вся ее одежда уже валялась на полу.

Она подошла к секретеру, вынула из нижнего ящика хранившийся там пистолет и, крикнув: «Прекрати немедленно!», выстрелила почти в упор. Пуля, как потом выяснили медики, прошла всего в нескольких сантиметрах выше сердца. После этого Зинаида в панике выбежала из спальни и вызвала скорую и милицию.

Рана оказалась неопасной, через три дня больной пришел в себя настолько, что потребовал визита следователя: Василий хотел дать показания. Его отговаривали, он упорно стоял на своем. В этот же день в больницу прибыл следователь

То, что он услышал, заставило следователя усомниться в диагнозе врачей. Кищук явно заговаривался. Нет, больной никоим образом не отрицал возникшую меж супругами крупную ссору, раскаты которой доносились до прохожих, не отрицал и своих слов о том, что выкинет жену на улицу. Однако, дальнейшие его показания оказались прямо противоположны словам Зинаиды. Василий уверял, со всей искренностью собиравшегося идти на поправку человека, что после ссоры его охватило отчаяние, вперемешку со злостью. Как следствие, запершись в спальне, муж метался по ней, точно загнанный зверь, рыская по шкафам и серванту, совершенно позабыв, в каком из множества ящиков лежит пистолет. И лишь переворохобив все вещи жены, он вспомнил о секретере. Найдя пистолет, он выставил его перед собой на вытянутых руках и выстрелил в грудь.

«Зачем?», – спросил его следователь. Василий, кажется, не понял вопроса, он принялся сумбурно бормотать о том, что этот скандал целиком его вина, что он, распалившись, произнес недопустимые слова: в самом деле, в брачном контракте, заключенном меж ним и Зинаидой, не оговаривалось совместное владение имуществом, так что дом принадлежал одному супругу. Он видел, сколь глубоко ранили жену произнесенные по горячности фразы, он не осмелился просить прощения, он понимал, что не сможет вымолить его и, по большому счету, не заслуживает. Он сам виноват во всем, и во всех прежних ссорах так же. Зинаиде же всегда было с ним нелегко, ведь не один раз он поднимал на нее руку. «Комплекс неполноценности, – бормотал Василий, – я всегда хотел казаться сильней и доказать ей это во что бы то ни стало».

Следователь ушел ни с чем: показания Кищука записывать он не стал, посчитав неврозом человека, пережившего сильнейший стресс. Однако, Василий не успокоился и продолжал звать к себе прокурорского работника. Тот пришел через день и задавал вопросы в присутствии двух врачей, у которых уже консультировался по поводу состояния пострадавшего. Те дали гарантию в трезвом уме пациента, но согласились присматривать за Кищуком во время расспросов. Больной держался стойко, и все же, к концу беседы не смог совладать с собой, сильно разнервничался, нагнал температуру и еще около недели провел в боксе. А, более‑менее восстановив силы, поинтересовался, почему же его не навестила супруга.

Меж тем, все это время следствие не дремало. Оставив Кищука поправляться, следователь привлек весь отдел на поиск прямых и косвенных доказательств вины Зинаиды для скорейшей передачи дела в суд. Благо та продолжала настаивать на своей версии. Свидетелей ссоры Кищуков оказалось предостаточно – улица, напротив их дома во время памятных многим семейных разборок, полнилась гуляющими. Неудивительно, что крики и брань и последовавший за ними звук выстрела слышало и могло подтвердить с точностью до минуты не менее десятка человек. Но только с улицы: Кищуки жили одни, и наблюдать за действительно произошедшем в доме не мог никто. Пистолет сохранил на себе отпечатки пальцев обоих супругов, и то, что на спусковом крючке нашлись лишь папилляры Зинаиды не говорило ничего – вошедший милиционер хорошо запомнил то, как держала «Макаров» женщина: так, словно только собиралась им воспользоваться. Проведенная баллистическая экспертиза и анализ пороховых газов на рубашке Кищука оказались лукавыми – с равным успехом стрелять могли оба. Странно, конечно, что самоубийца отставляет от себя пистолет, скорее уж прижимает к груди, странно, но не более того. Может, Кищук и хотел промахнуться.

Результата не получался, отдел принялся ворошить прошлое супругов. И в этом им повезло куда больше.

Медицинская карта Василия, изъятая в его поликлинике, дала понять следствию, что Кищук неврастеник, чрезмерно вспыльчивый, импульсивный человек, в свое время лечился в санатории соответствующего профиля, поступив под присмотр тамошних врачей с зачатками паранойи. От мирской жизни он отдыхал там три месяца, после чего его отпустили совершенно выздоровевшим, если о подобного рода болезнях можно так говорить. Это случилось десять лет назад, после развода с первой женой и увольнения с работы по сокращению. Кищук около года прожил с матерью на ее обеспечении, работавшей и тогда и теперь в МИДе и, естественно, неплохо зарабатывавшей, но так и не нашел ни работы, ни новой жены. Появившийся после этих двух последовательных ударов судьбы невроз спрогрессировал, и в итоге сама родительница направила чадо на лечение. По свидетельству матери Кищука, в течение того года состояние ее сына резко ухудшилось: он редко выходил из дома, больше проводил за чтением газет и перед телевизором, и весь день посвящал исполнению каких‑то непонятных ритуалов, нарушение которых доводило его до истерики – Кищук в припадке мог поранить себя и поломать мебель. В то время ему было двадцать шесть лет.